– Я? Нет…
О, уходящая осень, испытание наших надежд и готовности к самому холодному времени года, когда всевозможные краски стираются, оставляя всего лишь два цвета: черный и белый! Из них черный – это совсем не цвет, а пустота. Но белый, как мы узнали из школьных уроков физики, вмещает все цвета радуги, если научиться правильно его расщеплять. Все быстрее вращается разноцветный кружок на школьной лабораторной работе. Пропадает красный, желтый, зеленый, фиолетовый… и вот на круге проступает русская зима, та самая, которую на юге Чили с нетерпением ждут, потому что для них это время означает лето. Идет чилийский мальчик Хуанито в широкополой шляпе, ведет на веревочке мохнатую ламу за собой, выбирая зеленые островки на холмах, и поглядывает на араукарию, на пушистую травку ичу, с нетерпением ожидая лета. Чилийский лабораторный кружок замедляет свое вращение, и на холмах, что закругляются на фоне каменистых Анд, проявляются все радужные краски. Счастлив чилийский мальчик Хуанито. Скоро он подрастет, научится выращивать коку, ухаживать за бататом и доить коз. И не окажется чилийский мальчик Хуанито на диаметрально противоположной точке земли, в кабинете Александра Апокова, который сейчас наворачивает свою любимую «Виолу». Конечно, возможно, что сам Александр Завенович когда-нибудь посетит Вальпараисо и организует на берегу Тихого океана продюсерский филиал. Но пожелаем чилийскому мальчику Хуанито, чтобы этого не случилось как можно дольше.
– Ладно, извините, тогда я пойду, Александр Завенович…
Апоков посмотрел на посетителя поверх очков, прожевал.
– Раз пришел, то оставайся. Поболтаем. Садись. «Виолу» хочешь?
– Нет, не хочу.
– Ну, не хочешь – как хочешь, засеки время.
Садовников посмотрел на часы, засек. Апоков достал еще одну коробку с «Виолой», настроился и обстоятельно ее опустошил, вычистив до самого дна.
– Сколько времени прошло?
– Шесть минут, Александр Завенович.
– Так… минута рабочего времени у меня стоит два с половиной доллара. Сейчас я, получается, потратил пятнадцать долларов. А коробочка «Виолы» стоит только два… Не дело это. Надо бы поменьше есть, побольше работать. Правильно, Садовников?
– Правильно, Александр Завенович.
– Итак, работаем, работаем. Как у нас дела с рок-оперой? Продвигаются?
– Продвигаются…
– Иквиной показывал что-нибудь?
– Показывал… Могу и вам показать.
– Нет, мне не надо. С Иквиной, с Иквиной работай, я ей доверяю.
– А как насчет Румянцевой? Может, я лучше ей покажу?
– Нет, не стоит, – махнул рукой генеральный. – Ольга у меня сейчас возглавила спецотдел, так что у нее накануне Нового года задач выше крыши. Не грузи ее, не надо. А с Иквиной работай. Галина Васильевна – очень опытный редактор, у нее хороший вкус и особое, я бы сказал, телевизионное чутье.
– Да? А что такое телевизионное чутье?
Апоков почесал подбородок.
– Вопрос непростой. Так в двух словах не ответишь. Надо лет десять как минимум на телевидении проработать, чтобы понять. В кинематографе, пожалуй, попроще.
На минуту Апоков замолчал, видимо, раздумывал, в какой степени откровенности вести разговор. Что-то прикидывал, несколько раз искоса поглядел на Сергея… Но затем все-таки широко по-дружески улыбнулся и, по-домашнему развалившись в кресле, заговорил:
– Видишь ли, старик, телевидение – это такая сложная многослойная штука, состоящая из тысячи переплетающихся тонких нитей. И все эти ниточки натянуты с равным напряжением. Ни одну из них ни перегружать, ни ослаблять нельзя. Это и люди, и обстоятельства, и деньги. И все увязано в одну гармонию, которая не допускает посторонних. Этакая золотая звенящая паутинка… со своими орнаментами и правилами игры. Паучки, паучки ползут по ней аккуратно-аккуратно, и каждый знает свою струнку. А когда несведущая муха влетает и нарушает гармонию, то в первую очередь сама запутывается, не без помощи, конечно, паучков, которые тут же затягивают паутинку и лишают муху движения.
– Кровь высасывают?
– Да. Высасывают. Потом выбрасывают, как это делается с участниками тендеров. А паутинка чинится и приобретает прежний орнамент. Вот тебе вариант определения… Залетевшая муха не обладала телевизионным чутьем.
– Паутинка… Паутинка, конечно, красиво, но как-то все непрочно. Вдруг кто-нибудь с веником придет и смахнет паутинку? – задумался Сергей.
– Вон какие у тебя аргументы, – поморщился Апоков. – Ладно… Пожалуй, да, паутинка не самый лучший пример… Давай так. Латинская Америка. Небольшая речка, впадающая в Амазонку. Речка кишит пираньями. И вот два индейца собираются ее переплыть. Один плывет бесшумно, скользит как рыбка, не поднимая волны и не нарушая водной гармонии. А другой изо всех сил машет руками и ногами, чтобы добраться быстрее. Вот этого второго пираньи-то и сожрут. Можно сказать так: первый обладал телевизионным чутьем, а второй – нет.
– Но творчество, Александр Завенович! Как же быть с творчеством? Талантливая работа – это всегда всплеск, отклонение, возбуждение унылой заводи!