Видеоунтерменш

– В принципе совсем не трудно было доказать. У князя Владимира, как мне сказали, было восемьсот жен. Представляешь, сколько родовых веток понасочинять можно было… И эта Гендель, эта сучка в ондатровой шкуре, очень правдоподобную историю нарыла. Признанных сыновей у Владимира было двенадцать, именно им он отдал на княжение свои города. Старшего, Вышеслава, посадил, кажется, в Новгороде, Изяславу отдал Полоцк, Святополку отошел Туров… Дальше я не запомнила, что у него были за сыновья… Но младшего, двенадцатого, звали Позвизд.

– Как-как?

– Позвизд. Ни в одном историческом справочнике якобы не указывается, какая из Владимировых жен его родила и какую волость отец отдал ему в княжение. Ну так вот… Эта ондатра наняла каких-то историков и сфабриковала материал с «доказательствами», что, дескать, Позвизду отдали какой-то армянский надел. Князь Владимир в своей жизни успел повоевать и с армянами. Отхомячил у них кусок земли и отдал ее Позвизду. Вот… Эта вонючая крыса убедила Апокова, что он не кто иной, как прямой потомок Позвизда, а значит, и Владимира Красно Солнышко… Даже стихи написала для эпиграфа к своему трактату.

Солнышко ты Красное наше!

Свети ярче, Саша!

Апокову понравилось…

– И что теперь?

– Что – что, ничего! Время попусту теряешь, вот чего! Помнишь свою родословную? Ты как гордился…

– Родослоуную? Помню… Слегка. Знаю, что род наш тянется от Боканоу. Осталось упоминание с середины деуятнадцатого уека. И от них уже пошла наша уетуь.

– Что это за Боканы? Почему их так называли?

– Боканы, потому что крутые были, ‘ероические, усех «мочили».

– Не вижу связи. Почему если Боканы, то обязательно крутые? Хотя черт с ними! Крутые так крутые. Давай действуй. Найди историков и докажи Апокову, что твои предки Боканы находились в самом тесном приближении к князю Владимиру Красно Солнышко от самых корешков. Понял? Фу-уф! Надоело за тебя думать.

Елена доела яблочный штрудель и пошла в ванную.

Глава 19 Позвизд

– Уж ты мой маленький! Уж ты мой чернявенький, кучерявенький молчунишко! И ведь на самом деле молчунишко. Иные дети орут, жилы надрывают, а этот молчунишко. Молчит да ласкается. Люб ты мне за это. Да и ни на кого из своих братьев не похож. Все либо русые, либо белесые, а у этого волосенки чернявые как смоль, и вьются. В кого ты такой? Эй, Малаша! – князь окликнул няньку, что стояла возле дверей, не смея приблизиться. – Правда, что от меня этот голопуз народился? Следили за матерью? Не подгуляла ли? Небось, за восемью сотнями баб трудно усмотреть?

– Как можно, княже… – поклонилась нянька. – Глаз не смыкали ни дня, ни ночи.

– А как я нарек голопуза? Напомни.

– Позвизд, княже.

– Как, как?

– Позвизд, княже, – смутилась нянька – Сами таким именем и нарекли.

– Надо же, Позвизд, – задумался князь. – Видать, здорово я погулял с Путятой после крещения Новгорода… Ну что же, Позвизд так Позвизд. Дважды имени не дают. Вот что я скажу… Люб он мне… Быть ему князем!

На этих словах Малаша вскрикнула. Всплеснула руками и упала ниц.

– Эй, Бокан! – князь толкнул лежащего возле ног скомороха. – А ну, весели мальца! Весели, потешай будущего князя!

Маленький кривоногий скоморох, лупоглазый, с большой головой и смешными, торчащими, как кабанья щетина, усами тут же вскочил, высоко подпрыгнул и пошел вприсядку, ударяя в бубен, обвешанный еловыми шишками.

Щука плавала в пруду,

Люли-люленьки ду-ду!

А Прасковья выходиша,

Щуку за хвост изловиша…

– Смышлен ты, Бокан, – улыбнулся князь, играясь с сынишкой. – Что ни день, то новые «люльки» от тебя слышу. Сам «люльки» слагаешь или подслушиваешь где?

– Сам, княже, – соврал скоморох, который каждую ночь дежурил под окнами женского терема. – Сам выдумываю. Ради тебя и твоих отпрысков выдумываю, ночами не сплю.

Вот прошелся в переплясе несколько раз вокруг княжеского стола, напевая «люльки» и постукивая шишками, потом выпрямился и, якобы нечаянно поскользнувшись, со всего размаху грохнулся на пол, вызвав при этом не только раскатистый хохот Владимира но и смех маленького Позвизда, которого князь по-прежнему держал на руках.

– Вот ублажил! Вот ублажил, – князь вытер выступившие от хохота слезы. – Малаша, забери мальца, а то, неровен час, уроню. Вот ублажил! Не только меня ублажил, но и маленького князя развеселил, мальчугана. Быть тебе, Бокан, на моих пирах скоморохом. Будешь еду из княжьих рук принимать да гостей моих потешать!

– Ам-ням-ням, – игриво застучал зубами скоморох, стоя на четвереньках.

– А теперь вот что, – в мгновение посерьезнел князь, – ты, Малаша, отнеси Позвизда к матери в терем, его небось кормить пора… А ты, Бокан, вот что сейчас сделаешь. Пойдешь в конюшню. Там у меня сотник один сидит. Он ослушник и давно ждет моего решения. Скажи ему, пусть явится сюда. А почему тебя посылаю, а не кого-нибудь другого, так это ему в науку. Скомороха за ним посылаю, а не человека! Пусть будет ему, собаке, вот такая честь! Иди!