Потеряв счет времени, она стояла, впиваясь безумным взглядом в массивную изящную ограду, при этом тормоша гриву своего чистокровного скакуна.
Смотря вперед, она все же обращала внимания на красивые суровые пейзажи, проплывающие мимо нее, и теперь ее голову занимали мысли о прошлом, когда она находилась в счастливом неведении, не заботясь о собственной внешности, правилах поведения и осторожности. Так прошел час беспрерывной скачки, пока вдалеке не показались остроконечные крыши домов и звуки жизни. Она уже еле держалась верхом, когда, накинув капюшон, въехала в городские ворота, и медленно побрела сквозь людные, выложенные булыжником улочки. Этот город был очень древним и хранил в себе образы былого великолепия. Несмотря на отпечаток времени, которое не щадило ни людей, ни города, и тем более ее, ее время утекало, как вода. Оставаться инкогнито здесь было очень сложно, судя по многочисленным взглядам, бросаемым на ее высокородного жеребца, за которого ее отец выложил кругленькую сумму.
Обогнув бесконечно длинную ограду, она въехала в ворота, ведущие к заднему входу в здание. Спешившись возле массивного строения в готическом стиле и отдав лошадь подошедшему человеку в плаще, она медленной, нерешительной походкой направилась к двери и постучала четыре раза с расстановкой на третьем и четвертом ударе, говорившем о принадлежности к вхожим. Не прошло и пяти секунд, как отворилась бесшумно дверь, и показался довольно внушительного роста привратник, но, как потом она заметила, весьма глубокого возраста старик. Затем прошло еще не менее минуты, пока он изучал ее сверлящим оценивающим взглядом, прежде чем отошел в сторону, пропуская незваную гостью. Связка ключей, выглядывающая из-за пояса провожатого, зловеще позвякивала, предупреждая о возможных последствиях этого холодного гостеприимства. Она быстро шла за провожатым, стараясь не отставать, мельком вырывая этюды роскошной обстановкии отмечая некоторые детали убранства. После двух больших холлов и гостиной началась непрекращающаяся череда лабиринтов коридоров, похожих на пещеры, от которых их отличало только наличие мягких темно-зеленых ковров, приглушающих эхо шагов. Ощущение бесконечного блуждания прекратилось, когда они остановились у небольшой деревянной двери, ведущей, как она уже поняла, в ее временную обитель. Здесь он молча развернулся и двинулся в обратном направлении, не дав никаких наставлений.
Уставившись на дверь и не решаясь зайти, она удивленно увидела свою бледную руку, тянущуюся к красивой ручке в виде извивающейся рептилии. Дверь с легкостью поддалась. Переступив порог, она стала тщательно осматривать комнату, отметив неуместную и бездушную изысканность всего окружающего, и почувствовала себя еще более не в своей тарелке. В комнате уже горело несколько свечей, хотя улицу только начали окутывать сумерки. Несмотря на то, что комната была маленькой, большую ее часть занимала кровать, так же она отметила наличие шкафа, на дверцах которого были выгравированы какие-то узоры, которые она не планировала рассматривать. Была еще одна дверь, ведущая, как она уже догадалась, в уборную.
Подойдя к окну в виде арки, Катарина увидела внизу небольшой, разбитый пустынный сад, находящийся почти на обрыве, и одинокую фигуру на его краю, пристально уставившуюся в пропасть. Это был мужчина, в позе которого читалась глубокая задумчивость, а в массивной фигуре - стать и сила. Его темные волосы разметал ветер, скрывая частично его профиль. И этой занимательной фигурой она залюбовалась, застыв и прижимая лоб к холодному стеклу.
Один взгляд на этого мужчину давал ощущение окружающей его пустоты, как эта пропасть, в которую он так пристально и самозабвенно смотрел. За этими мыслями она не заметила, как фигура резко развернулась. На таком расстоянии его лицо рассмотреть было невозможно, но она чувствовала пронзительный взгляд, обращенный на нее. Она пришла именно к нему.
Катарина отскочила от окна, чуть не запутавшись в собственном плаще. Обругав себя за несдержанность и собственную трусость, она двинулась к большой кровати, с красивым темно-красным балдахином. Присев на край, она почувствовала, что продрогла до боли в костях. Не раздеваясь, она откинулась назад и мгновенно провалилась в царство забытья.
- Мелинда! Мелинда! Очнись! Ну, очнись же!