Видящая во снах

Следователь сперва предположил, что жертв разрезали где-то еще, тщательно мыли и убирали все следы, а уже только потом привозили туда, где их и нашли. Но Наталья Юрьевна, криминалист и патологоанатом в одном лице, с ним не соглашалась. Она утверждала – убийство происходило именно там, где лежали тела. Но тогда как преступник сделал все настолько чисто, даже не оставив и маленькой капельки крови?

И это было странным.

Леонид единственный радовался приезду столичного коллеги. Сидя в одном кабинете с еще тремя следователями, он много раз уже слышал, как они негативно относятся к привлечению начальством чужака.

Вообще, в их маленьком городке не любили приезжих, особенно из столицы. И Леня знал почему. Многие считали москвичей зажравшимися богатеями, не признающими остальных за людей. Да и сам город тоже виноват: все деньги из областей туда стекаются, каждый год перекладывают дороги и бордюры, да и медицина лучше.

Но следователь понимал – это обычная зависть. Он не воспринимал столичных жителей каким-то другими, так как сам учился в Москве и знал, что они такие же люди. Разве только, в отличие от провинциалов, пашут как лошади, иногда по двадцать четыре часа в сутки. Ведь в Москве жизнь-то недешевая, вон, съемное жилье сколько стоит, и одной зарплаты мало.

Сам Леонид, отучившись, вернулся в свой город, к матери. После смерти родительницы хотел уехать обратно в столицу, но все никак не делал этого. Работы хватало. Пусть и платили копейки, но ему одному было достаточно, семьи-то нет. Так что приезду Скоблева он и правда обрадовался.

Как оказалось, Роман Русланович – умный и дотошный мужик, которому не наплевать на то, поймает он кого или нет. Московский следователь пер как танк, цепляясь даже за самую незначительную ниточку и ловко ее раскручивая. Леня даже завидовал такой хватке и уму.

Морозов сидел в своем кабинете, заполняя рабочую документацию, когда дверь открылась, и вошел дежурный.

– Леонид Константинович, убийство, – будничным тоном проговорил мужчина. Леня посмотрел в окно, где светила яркая луна в окружении миллиардов звезд. Часы показывали два часа ночи.

– Хорошо. Выезжаю, – устало проговорил он, откладывая папку с документами.

По дороге следователь набрал Скоблева и вызвал патрульную машину, чтобы того отвезли на место преступления.

Как Морозов и ожидал, снова девушка и снова в лесу. Молодая рыжеволосая особа лежала в одной простыне на голой земле. Ее руки были плотно прижаты к бокам, а ноги аккуратно сомкнуты и выпрямлены.

– Красивая, – проговорил Леонид, подходя к телу.

– Да. И не жила еще совсем, – ответила склонившаяся над девушкой Наталья Юрьевна.

– Вы сегодня дежурите?

– Как видишь, – пожала женщина плечами, не смотря на молодого следователя.

– Что тут? Опять что-то вырезано?

– Не опять, а снова.

Тимохина откинула край простыни, которая служила девушке одеждой, и указала на грудину, точнее, на свежий аккуратный шрам.

– Какой орган на этот раз?

– Сердце и мозг у нас уже есть. Я предполагаю – легкие. Нужно, конечно, вскрытие, но, даю девяносто девять процентов, именно они, – уверенно проговорила Наталья Юрьевна выпрямляясь.

– Такое ощущение, словно кто-то решил собрать Франкенштейна, – хохотнул Морозов.

Тимохина на него строго посмотрела, и Леня тут же поднял ладони, показывая, что сдается.

***

После осмотра жилья одной из жертв Скоблев приехал в выделенную ему квартиру. Однокомнатную, тридцати пяти квадратов, со старым, но чистеньким ремонтом – не хоромы, конечно, но жить можно. Сам Роман в Москве обитал в районе Третьего кольца, в трехкомнатной квартире, оставленной ему родителями.

Ужинать не стал. Приняв горячий душ, взял бутылку виски, так кстати купленную в соседнем магазине, и, налив в стакан немного янтарного цвета жидкости, залпом выпил. Желудок мгновенно обожгло, а по телу расплылось тепло.

Сев на старенький скрипучий диван, Роман пододвинул к себе журнальный столик, на который до этого положил дело об убийстве двух девушек, и стал тщательно вчитываться в написанное.

Ему не давало покоя то, как идеально эти убийства были проведены. Открыв первую страничку уголовного дела, он зацепился взглядом за фотографию монеты, найденной завернутой в лист папоротника вместо вырезанного органа. Рома поднес снимок ближе к лицу, рассматривая изображенный на старой монете символ: три закрученные на концах в спираль луча, выходящие из одной точки.

Достав ноутбук, Скоблев сделал снимок на телефон, отправил на свою электронную почту, а потом загрузил в программу распознавания фото. Интернет опознал знак как триксель.

«Трискель – древний кельтский символ, используемый в колдовстве и неоязычестве. Означает цикл жизни, смерти и возрождения, движение, действие и завершение. Он защищает, работает как проводник в потусторонние миры и дарует своему обладателю огромную силу», – прочитал сноску к одной из статей Рома и, взяв стакан с виски, снова немного отпил.

– Бред какой-то. Колдовство, символы, духи, ведьмы… – пробурчал он и откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза.