Видящий. Небо на плечах

Туда же добавились лабораторные журналы из Бобринского поселка, мои личные записи наблюдений за восстановлением источников, которых набралось уже за два десятка, но даже не это являлось изюминкой коллекции — по уши благодарный за дочь Сорецкий, начиная с июня, сам или с помощью своих людей периодически подкидывал мне на берег занятные посылочки. Первую, как сейчас помню, не приближаясь, издали смыл в Неву, после чего запаковывать их Папа перестал, но последующие появляющиеся на моем бревне разнокалиберные флешки я все равно никогда напрямую в руки не брал — перемещал ветрами. Что меня интересовало — вор догадывался. Неудивительно с его-то опытом и знанием людей. Не все подарки шли в масть, встречался и откровенный бред, но полезного всё же было больше. Там, я помню, тоже что-то про вирусы мелькало.

Кстати, надо узнать, что у меня по тюрьмам творится! А то, может быть, уже все заключенные разбежались, а я тут сижу и ни сном, ни духом!

Пока я прикидывал, что отдать на откуп ученым, Гольдштейн закончил паковать свой груз и вопросительно смотрел в ожидании разрешения удалиться.

— А чем-то еще помочь я вам могу? Люди? Назовите фамилии, я вам их найду, если они здесь и живы. Материалы, оборудование, больные, трупы… Что вам нужно?

— Список людей мы сюда уже подавали, видимо, до вас не дошел. Я вам сейчас, ваше превосходительство, еще раз набросаю, это несложно! Тех, кто действительно может помочь — прискорбно мало. Оборудование… оборудование у нас лучшее, материалов тоже хватает. Я бы только попросил вас не дергать нас так часто, мы и так работаем на износ.

— Хорошо, учту.

Подождал две минуты, пока Соломон Аронович скрипел ручкой по бумаге.

— А это как читается? — спросил я, споткнувшись на первом же имени, прочитав… не буду говорить, что я прочитал!

— Хун Хунли. Понимаю, непривычно для нашего слуха. Это видный китайский ученый, прибыл вместе с их делегацией на свадьбу ее высочества. До того, как началась эпидемия, у него был запланирован ряд лекций, встреч, в том числе и на нашей кафедре. Не думаю, что он уехал в Москву.

Посольства и дипмиссии стали моей отдельной головной болью. Слава богу, хоть большинство успело выехать из столицы на свадьбу заранее, вместе с двором. Но и тех, кто остался, мне за глаза хватало — далеко не все их сотрудники владели русским языком, а объясняться с ними как-то приходилось. Теперь вот с китайцами пообщаться придется и идти явно самому надо, иначе мои подчиненные могут дров наломать.

— Я вам тоже подброшу информации к размышлению, — вмешался Олег, видя, что Гольдштейн собирается уходить, — Собрали первую статистику: большая часть заболевших — в северной или северо-западной части города. Окраины подвержены меньше. Данные, конечно, приблизительные, подсчеты нам еще вести и вести, но общую картину видно уже сейчас. Таблицы вам направлены, я просто заостряю ваше внимание.

— Обязательно посмотрю, — и, попрощавшись, ученый покинул мой кабинет.

— А как же наши? — спросил я Олега, вспомнив об устроенном дома лазарете. База стояла на южной окраине, а лежала сейчас, как я знал, почти четверть общего состава "Кистеня".

— Многие как раз из центра приехали, — пояснил он, — И я не говорю, что не заражаются совсем, но на первом отстойнике около порта заболеваемость намного выше.

— Надо будет Окунева насчет ветрянки просветить, пусть ребят по этому признаку распределяет. Надо же, детская болезнь, а какую дрянь из нее слепить можно! Значит, говоришь, на севере эту "смерть" выпустили… — я подошел к уже порядком потасканной карте города.

— Мне от тебя нужна подпись на приказ о начале эвакуации людей из северной части. Я к тебе с ним и шел, когда Гольдштейн перехватил.

— Где будем размещать? — спросил, ставя автограф.

— Разберемся, поспи хоть час, на тебя смотреть больно. Третьи же сутки на ногах!

— На том свете отдохнем. Мне еще этого Хун Хунли приглашать, не матросов же в посольство отправлять!

В посольстве Китая нас никто не ждал, и это настораживало — когда сказал, куда направляюсь, мне все уши успели прожужжать протоколом и этикетом. Миновали закрытые, но никем не охраняемые ворота, зашли внутрь особняка. В нос пахнуло жуткой смесью винных паров, благовоний и чего-то явно наркотического, а в глубине здания раздавалось подобие музыки, живо напомнившее достопамятный концерт сестричек. У них тут что — пир во время чумы?

Оказалось — да. Пройдя на звук, мы нашли просторный зал, дальняя часть которого терялась за стеной плотного дыма. В центре на коврах возлежало четверо почти в хлам пьяных и одурманенных мужчин, которые тянули пары из раскочегаренных кальянов, а перед ними мельтешило несколько скудно одетых девушек, услаждавших затуманенные взоры танцами и музицированием. Девушки тоже явно были под кайфом. Услышав недвусмысленные стоны, обнаружил еще одно ложе, где полуголая парочка вяло занималась… понятно чем.

— Кто из вас Хун Хунли?

Один из лежащих сделал слабый взмах вглубь особняка. За неимением другого ответа пошел туда, куда послали.