Но как только они переступили порог дома, к ним подбежал запыхавшийся и взмыленный словно, проскакавший сто верст на лошади, Кузьма и опасливо косясь на испачканные сапоги, оставляющие на чистом полу комья свежей черной грязи, затараторил: – Барыня не велите ругаться, Ваше степенство, Степан Михайлович, стало быть, велел вам передать, как можно быстрее, так что я из конюшни прямиком к вам, – и снова оглянулся на грязь, – велено передать, что сегодня пожалуют гости, со всей своей значимостью, сказано барыня, чтобы ужин особый подавали, такой будто бы именины у вас, второй раз за год наступили. – Произнося все это, Кузьма продолжал опасливо оглядываться, а носком сапог, старался тихонько загнать грязь под находившийся неподалеку комод. Танюшка, стоявшая неподалеку, прозорливо увидела этот почти цирковой трюк и погрозила Кузьме кулаком. На что тот глуповато, но миролюбиво, улыбнулся. Анна, от чьего взгляда не укрылась, разворачивающаяся в гостиной трагикомедия, сама чуть не прыснула от смеха, но вовремя спохватившись, вновь приняла чопорный и важный вид.
Анна вспомнила, что еще месяц назад, велись разговоры о приезде некоего важного гостя, но тревоги и волнения прошедших недель, так заполнили собой все ее мысли, что даже значимые события стали казаться несущественными.
Гремят посудой, взбивают подушки, метут пол. Прислуга спотыкается, толкает друг друга, кругом беготня, шум, крик, ругань – дом вверх дном. Собственно так бывало всегда, когда мирный сонный и неторопливый уклад провинциальной жизни, нарушался приездом непрошенных и незапланированных гостей. А уж если эти гости были желанными и статус имели важный, то дом становился похож на вавилонскую башню, где работа хоть и шла быстрым ходом, но мало кто понимал что происходит, кто чем занят и кто какие команды отдает.
Давно было пора ужинать, но привычный ход жизни был нарушен и в чинной позе, в своих лучших нарядах всех усадили на диван, аккурат, не по росту, а по возрасту: маменька, гувернантка и дети. От запахов, доносившихся с кухни, голова шла кругом, а животы сводило от голода. Анна с трудом сдерживала раздражение, вынужденная сидеть как истукан битый час. Привычный и размеренный ритм ее тихой жизни был нарушен, а главное во имя чего или кого? Будь не ладны эти господа.
Наконец, послышался стук копыт, скрип колес, и мужские голоса. В комнату вошли трое мужчин, купец со своим приказчиком и высокий незнакомец. Мужчина был одет в великолепно скроенный черный сюртук с меховым воротом и темные в тон брюки.
Его образ был элегантен, но рафинирован, словно идеальная картинка с обложки журнала, помещенная не в то время и не в то месте. На его фоне купец в своей привычной косоворотке и цветастом жилете, с неизменно расстегнутой, после плотного обеда пуговицей, не говоря уже о его приказчике, в до неприличия запыленном сюртуке, с устаревшими широкими отворотами, выглядели попросту нелепо.
Первым делом мужчина любезно и с учтивостью поприветствовал хозяйку, голос его был низкий, но приятный, с легкой хрипотцой, будто с мороза. Стоявшая позади Анна, видела лишь его широкий разворот плеч, спину, туго обтянутую в ладно скроенный сюртук, да затылок темных волос. Но видя восхищенный взгляд хозяйки и ее глуповатый и растерянный вид, она едва сдержала пренебрежительный смех. По реакции купчихи стало понятно, что гость тот ослепительно хорош.
Оживленная компания, наконец, сдвинулась с места, незнакомец повернулся и обвел комнату скучающим взором, скользнув мимоходом по лицу Анны, дежурно поприветствовав ее, пробежал глазами дальше по комнате, как вдруг на его лице отразилось недоумение и конфуз крайней степени, а точнее ужас. Казалось, что гуляя по песчаному пляжу босыми ногами, он неожиданно наступил на что-то настолько острое, что едва не лишился ноги. Его взгляд медленно вернулся к лицу Анны, выражая и удивление, и ужас, и смущение и все эти чувства сразу. Но к своему счастью и к счастью Анны, быстро взяв себя в руки, одел непринужденную улыбку, переключился свое внимание вновь на хозяйку и купца, без конца осыпая их, изысканными и щедрыми комплиментами сверх меры.
Лицо Анны же было белым как полотно, сердце колотилось с такой силой, что готово было выпрыгнуть из груди. Ей пришлось пальцами вцепиться в бархатное изголовье дивана, чтобы не упасть без чувств. Не было сомнений, это был он, Николай Иевлев. За пять с лишним лет, с той последней встречи, он хотя и сильно изменился, но не до той степени, что его было бы невозможно узнать. И хотя его нижнюю часть лица теперь скрывала утонченная бородка, губы венчали пышные каштановые усы, а вокруг губ и глаз залегли глубокие морщины, без сомнений это был он. В его темно карих глазах, не было больше юношеского блеска и света, скорее сумрак и усталость. Он заметно похудел, лицо осунулось, и в целом Николай выглядел старше своих лет. Но некоторые вещи были неизменны, волосы по-прежнему были чуть длиннее, чем того требовала мода, а уголки губ при улыбке надменно приподняты. Что же время пошло ему на пользу.