— Она рассказывала мне об этом, — Тримэйн наклонился вперед, зажав ладони между коленями. — Я уезжал в то время, после смерти брата. Когда я вернулся, Сильвия сказала, что Флеминг к ней пристает, что он хочет ходить с ней в рестораны, дарить ей подарки. Что он ее ревнует, если она разговаривает с другим мужчиной. Что она боится его и ничего не может сделать. Она не дала обратиться в полицию, сказала, что ни к чему мне быть замешанным в этой истории. Тогда-то она и начала приходить ко мне в парике и в темных очках. Она сказала, что надо потерпеть до октября, а потом они обвенчаются и уедут жить куда-нибудь в другое место.
Он вздохнул и сказал:
— Я пытался с ней спорить, но она рассказала мне об этом молодом парне, который в нее влюбился. Она сказала, что не поощряла его ухаживаний, но боится, как бы что не случилось между ним и Флемингом. Она сказала, что нам надо скрывать свою любовь до женитьбы.
Голос его замер, и он стал разглядывать свои стиснутые руки. В комнате внезапно стало тихо, и, когда Стэндиш попытался осмыслить происшедшее, объяснение пришло само собой; сначала он лишь смутно догадывался, но потом все быстро прояснилось. Ответ был, как он понял, в характере Тримэйна и в физической привлекательности девушки, которую редкий мужчина не заметил бы.
Стэндиш не стал доискиваться, что так привлекало в ней, он вспомнил, что и сам поддался ее обаянию. Даже Флеминг, который по опыту знал, чего можно ожидать от подобных женщин, не устоял. Так же и Эсти, который верил всем ее басням и полностью был под ее влиянием. Как мог Тримэйн, с его спокойными манерами, нестойким характером, отсутствием жизненного опыта, сопротивляться ее обаянию, если она, с ее умом, поставила себе целью его заарканить?
Конечно, Тримэйн верил ей и, несомненно, был благодарен судьбе за встречу с ней. Держа в объятиях Сильвию, легко было предоставить ей полную свободу принимать решения, обещать ей все, чего она ни попросит, ждать столько, сколько она ни пожелает, в надежде, что настанет день и она будет принадлежать ему.
Такие женщины были всегда, и всегда найдутся мужчины, которые будут ходить за ними по пятам. Но даже когда Стэндиш и понял, почему Тримэйн вел себя подобным образом, сама мысль об этом была ему неприятна и вызывала отвращение.
— Ну, хорошо, — сказал он, — видно, все так и было. Вероятно, полиция…
Девушка резко прервала его.
— Послушай, Дональд, — сказала она так, что заставила Тримэйна оглянуться. — Он ничего не сможет доказать. Если мы избавимся от этого пистолета, у него не будет ни одной улики.
Она помедлила. Это была уже не та девушка с колючим взглядом, которая вцепилась в Стэндиша и выкрикивала оскорбления и угрозы. Она была такой, какой он знал ее прежде — с такой же улыбкой, вот только глаза… Она была уверена, что сможет вернуть свое влияние.
— Если ты поможешь, мы все уладим, Дональд, — сказала она мягко, умоляюще. — Мы сейчас же отсюда уйдем. Доктора надо взять с собой. Как с ним поступить, мы можем решить позже, но мы должны быть уверены, что пистолет никто не найдет. Ты должен мне довериться, Дональд. Ведь других доказательств у него нет.
Тримэйн медленно встал, и Стэндиш ошибся в определении его реакции.
— Не делайте глупостей! — сказал он.
Тримэйн, казалось, не слышал. Он видел только девушку, и, когда он поднялся, подбородок его задрался кверху, а сам он будто стал выше. Лицо посерело — стали проявляться все признаки шока.
— Пистолет возьму я, — сказал он голосом, который Стэндиш никогда прежде у него не слышал. — Мы никуда не идем.
— Дональд!
Имя прозвучало с укоризной, и, когда он сделал шаг вперед, она резко вскочила со стула.
— Дай его мне, Сильвия.
— Нет! — она вся подобралась, и пистолет, который прежде был направлен на Стэндиша, теперь был нацелен на Дональда. Она смотрела, как он медленно делает шаг по направлению к ней, и в глазах ее появился опасный блеск. — Нет, сумасшедший!..
Внезапно напряжение, которое копилось у Стэндиша внутри, достигло предела, у него перехватило дыхание. Девушка никому не отдаст этот пистолет.
Что она и сказала в следующий момент. Она попятилась, но ей помешал стул, стоящий за спиной. Потом она взяла себя в руки и закричала резким, срывающимся голосом на Тримэйна, угрожая ему, так как ей, по-видимому, стало ясно так же, как и Стэндишу, что Тримэйн не собирался останавливаться.
— Я убью вас обоих!.. — пронзительно закричала она. — И никто не узнает об этом. Единственный, кого я боялась, был Флеминг, а он уже мертв.
— Ты убила моего брата, — сказал Тримэйн ужасным голосом. — Ты убила Флеминга и Эсти. Ты хотела убить Стэндиша.
Он заколебался, прежде чем сделать следующий шаг. Стэндиш знал, что он его сделает, и знал, что дело тут не во внезапном приступе храбрости. До сих пор Тримэйн считал, что его девушка никому не может причинить зла.
Теперь мир вокруг него пошатнулся. Он сам заплатил за убийство брата. Он видел теперь единственный путь к спасению, к обретению уважения к самому себе в полном самоочищении.