Видишь Суслика?

«О! Я так понимаю, что некоторые различия между нашими реальностями есть. Кадзуо, малыш, ты будешь главным. А то перевру все, как Старик Хоттабыч на экзамене у Вольки».

С темой повезло. Речь шла про Российскую империю. С огромным интересом Суслик слушал про альтернативное отечество.

«Оба-на как! То есть революции, о необходимости которой все время говорили большевики… Упс – не случилось! Ни Ленина, ни Сталина… Я бы сказал, это даже как-то скучно! Интересно, а гимн у нас там всё ещё «Боже, Царя храни?»

В принципе границы России этого мира вполне совпадали с рубежами Российской Империи начала 20 века, вместе с Польшей и Финляндией. А о существовании Украины, наверное, даже жители киевской губернии не догадывались.

Упоминание государя-императора Онуфрия Второго вызвало внутреннюю истерику. От смеха. В голове тут же всплыли строки известного хулиганского монофона: «Отец Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера...»

«А наследный принц не Акакий часом? Хочу-хочу учебник по истории родины. Мне точно нужно в библиотеку, как можно скорее!»

Мировой горячей точкой, где шли вечные бои и склоки всех со всеми, в этом мире была территория Кореи, только Кореей она не называлась, и на две части не делилась. Официальным названием было «Китайско-Японская демилитаризованная зона».

«Очень демилитаризованная, ага. Зато всегда есть чем заняться, - фыркнул он, - и кстати, было бы интересно наведаться в Москву. Лужкова и Собянина небось не было, как же она без них похорошела? Научились ли менять плитку каждый год?»

Короткой перемены хватило лишь на то, чтобы поменять учебники и сбегать в уборную. Каждому курсу полагалась отдельная.

«Немецкий! Ха-ха! Ну, это по моей части!» - заверил Суслика Вал.

Уж что-что, а язык Шиллера и Гете альма-матер вбила в него по самое не балуйся. У доски на немецкий переводили предложение «Земля была покрыта пеплом». «Der Boden war mit Arsche bedeck», – уверенно написал Тэндо Хироки.

Джунгарик от восторга подпрыгнул за партой. Буковка «r» в «Arsche» была лишней и превратила «пепел» в «задницу». Преподаватель заподозрил намеренную пакость и долго распекал нерадивого переводчика. Тот осоловело хлопал глазами, не понимая, где ошибка.

А тем временем начался опрос домашнего задания, в том числе стихотворение «Лорелея» наизусть. Для Суслика это не было проблемой. Кадзуо обладал уникальной фотографической памятью, и мог легко воспроизвести все написанное на странице, стоило ему ее разок увидеть.

Джунгарик тоже быстро оттарабанил свое. Преподаватель заслушался шкодливой "сиреной" и прикрыл глаза. А Хомячок, воспользовавшись этим, в момент нарисовал голую Лорелею на доске.

Но, как обычно, попало не Хомяку, а следующему на очереди кадету. Тот долго топтался у доски, заикался и запинался, описывая скалу над Рейном и коварную деву.

Едва закончился урок, пришлось мчаться в раздевалку. Да, спортивных занятий в школе было с избытком. На этот раз, правда, резвились не на стадионе, а в зале спорткомплекса.

По дороге Вал заметил указатель с названиями клубов.

«А это что за хрень? Как у англичан? Клуб, куда хожу, клуб, который ненавижу и клуб, который игнорирую?»

Мелькнувшее воспоминание от Суслика заставило Вала обратиться ко всей мощи родного матерного языка: Фудзивара Кадзуо был заслуженным председателем поэтического клуба.

«Державин, блин! Но моя бабуля была бы в восторге».

Перед глазами тут же возник уютный малый читальный зал библиотеки, который был закреплен за клубом. В общем-то, по большей части он был прибежищем Суслика и Хомяка, их дополнительной резиденцией, куда редко кто заглядывал. Там Джунгарик любил хранить свои запасы для издевательств над окружающими. А Фудзивара держал книги, чтоб не раздражать курсового батьку излишним обилием томов в спальне.

«А вот библиотека – это то, что надо. Где-то тут и обитает наша большеглазая пташка», – утешал себя Вал.

Кадзуо припомнил сентябрьское заседание клуба. Собралось человек пятнадцать верных участников и четверо свежеотловленных малявок – пятиклашек. Ну, может, хотя бы двое приживутся.

Поэты. Ох, тяжек их путь, особенно в стенах кадетской школы. Вал признал, что японская поэзия о-очень, просто охренительно оригинальна. А потом настал черед собственных сочинений.

Вот тут было тяжело удержался от гогота. Хотя, ей богу, странно смеяться непонятно чему посреди аллеи школы. Вал, похрюкивая от сдерживаемого ржания, трусил к спорткомплексу. Хокку Суслика были убойны своей корявостью, которую, по мнению автора, должен был компенсировать пафос.

Мой жизненный путь,

Меня к славе ведет он,

Гордится мой род…

Валентин дёргался и хлопал себя по бёдрам от смеха, а участники клуба всерьёз аплодировали Кадзуо. Он опять поклонился, и с видом Байрона продекламировал:

Что мир мне? Радость ль он приносит,

Страданье, счастье иль беду,

Я с наслаждением все б бросил,

Но я не знаю, что найду,

На свете том, что за чертою,