Видримасгор

Когда зычное соло Антонины под аккомпанемент кастрюльного звона и дверных ударов смолкло, а поднятая ею пыль осела по коммунальным закуткам, и когда через открытую форточку улетучились запахи несостоявшегося пожара, Кот Софьи Кузьминичны решился выглянуть в коридор. Сперва одним глазом, затем, вытянув шею, всей физиономией. Прислушался. Тишина. Выждал для надежности и короткими перебежками, прижимаясь к полу, припустил на кухню. Здесь его ждало разочарование: кроме оплавившегося чайника на плите ничего не стояло. Кот запрыгнул на раковину, похлебал водички из обуглившейся кастрюли. Прошелся по столику Карловичей, ничего съедобного не обнаружил. Вспугнул небольшой табун тараканов из-за помойного ведра. Поскучал. Ощутил томление в кишечнике и задумчиво прошел в туалет (Антонина забыла-таки закрыть дверь на защелку). Осмотрелся. Четыре узкие стены уходили почти в бесконечность, завершаясь в неопределенной выси белым квадратом. Из-под далекого свода свисала, покачиваясь, веревочка с синим пластмассовым солдатиком на конце. Как это типично для людей: украсить висельником шнур для слива канализации! Белый корпус общественного унитаза, словно остов корабля, величаво наплывал на кота, презрительно подчеркивая его ничтожность. Подумать только, столько помпезности! И всего лишь для оправления большой и малой нужды. Не выходя из состояния легкой философской меланхолии, кот присел в углу и использовал туалет по назначению. Развернулся, посмотрел, понюхал. Нашел неэстетичным. Поскреб вокруг теплой кучки лапой. Снова понюхал. Фу! Увидел рулон туалетной бумаги. Подходящий предмет. Достать что-либо, не закрытое на замок, для тренированного животного — дело плевое: на унитаз, затем дотянуться лапой, подцепить когтем хотя бы краешек и готово! Рулон к вашим услугам. Кот обстоятельно укутал угол бумагой и остался собой доволен. Передохнул минуточку и вернулся на кухню. Еще раз проверил плиту и раковину, так, на всякий случай. Как и следовало ожидать — ничего. Опрокинул ведро, вторично разогнав тараканов. Лениво порылся в мусоре. Тоска, ей богу. Засохшие чайные пакетики, мокрые окурки, яичная скорлупа, очистки. Какая гадость! Пятно солнечного света упало коту на спину, придавив теплом. Кот обернулся к окну и зажмурился. Вспрыгнул на подоконник. Взгляд его рассеянно скользнул по раме, зацепился за пятно засохшей краски и направился в глубь двора.

Заоконная картина оказалась достаточно любопытной. Двор был виден, как на ладони, до мельчайших подробностей: вот трещины на асфальте, пробиваются через них чахлые травинки. Вот два жирных голубя идиотического вида сосредоточенно выискивают крошки, причем один из них делает вид, будто интересуется совсем иными материями. Притрусила убогая собачонка, придирчиво понюхала стену, гордо задрала кривую лапу и расписалась. Тотчас на нее сверху выплеснулось ведро воды. Хлопнула рама, обдав кота серией солнечных бликов, мелькнуло напротив довольное лицо Ивана Прохоровича, инвалида войны и известного борца за чистоту. Предназначенная ему бранная тирада стукнулась в закрытое окно и эхом заметалась в колодце. Обиженная собачка, поскуливая, залезла на руки своей возмущенной хозяйке и покинула двор.