Во-вторых, Мерриль была окончательно освобождена от подозрений. Ни с Серыми Стражами, ни с кем бы то ни было еще она связана не была – к сожалению Сураны, она оказалась обычной наивной долийкой. Тайну своего ухода из клана она, впрочем, так и не раскрыла, но эльф уже потерял к этому интерес. Мерриль была для него ценна как источник сведений о Хоук и ее друзьях, но не более. Ни с кунари, ни тем более с наместником или Церковью это наивное существо не могло быть связано: так виртуозно притворяться идиоткой не получилось бы даже у Лелианы, значит, непробиваемый детский идеализм эльфийки был настоящим. Эта наивность умиляла друзей Хоук, но невероятно раздражала Адвена. Только отчаянное желание докопаться до правды заставляло его поддерживать дипломатические отношения с болтливой соседкой. «Может, ее потому и выгнали из клана, что она несла дикий бред?» – невольно предполагал эльф, слушая очередной длинный рассказ.
В-третьих, большая часть друзей Хоук оказалась совершенно бесполезной с точки зрения расследования. Авелин Хендир, капитан городской стражи, была непробиваема, как бронто, и настолько же очаровательна. О неподкупности ее, впрочем, ходили легенды, да и глупо было ожидать от подобной ей особы двойного дна и склонности к грязным делишкам. Фенрис, бывший тевинтерский раб, на удивление крепкий и стойкий для эльфа, не мог похвастаться ничем, кроме покрывавших его тело лириумных татуировок, особняка в Верхнем городе, реквизированного у бывшего хозяина, и романа с Хоук. Рядом с высокой светлокожей ферелденкой смуглый и рано поседевший эльф смотрелся странновато, но сопровождал ее повсюду в очевидной роли немногословного телохранителя. К Мерриль он относился плохо, но та не обижалась – или делала вид, что не обижалась, Суране уже поднадоело думать о ее мотивах, и долийку он тоже сбросил со счетов. Подумав, он освободил от подозрений и Варрика: гном, судя по рассказам эльфийки, был хорошим другом и сделал для Хоук и ее братии куда больше, чем обязывали обстоятельства. И хотя Тетрас определенно знал всю подноготную жителей Киркволла, он вряд ли мог быть ответственным, скажем, за попытку дать кунари повод напасть на город (а такое случалось уже раза два с момента их прибытия в Киркволл – хорошо хоть у серокожих гигантов хватило ума не поддаться на провокации).
Таким образом, в числе подозрительных и подозреваемых Адвеном личностей остались Изабела и принц Себастьян, против которых у него не было явных улик, но было нехорошее предчувствие. И, конечно, оставался Андерс, подозрительно затаившийся и будто переставший таскать магов на свободу. Само присутствие его в Клоаке беспокоило Сурану, но никаких решительных действий он предпринимать не осмеливался. Эльф поймал себя на мысли, что для пресловутых решительных действий ему нужен прямой приказ. Он слишком привык, что из них двоих ответственность на себя брал Феликс – пусть друзья подолгу советовались, принимая непростое решение, но приказ отдавал всегда Амелл. Адвен мог решать судьбу духов и демонов, рядовых врагов, наконец, свою собственную судьбу – но не судьбу Серых Стражей, братьев по ордену. То, что как Страж-Констебль и заместитель Командора он вполне имел на это право, не приходило эльфу в голову – а если и приходило, то он сразу отметал эти мысли. Хотя и в бытность Андерса Стражем они не были друзьями, а теперь одержимый маг вызывал у Сураны только раздражение, решить его судьбу самостоятельно Адвен полагал невозможным. Хотя эльф, в общем-то, был не робкого десятка, брать на себя ответственность за смерть брата по ордену он не мог и только наблюдал за целителем, потихоньку терявшим человеческий облик.
«Все эльфы – трусы, и ты тоже, - в очередной раз пронеслось в голове у Сураны. – Ты такой же бесхребетный, как те бледные, глядящие исподлобья, эльфы с грязных помоек эльфинажей. Ты можешь быть магом Круга, Серым Стражем, да хоть Командором Ферелдена – кем угодно, но ты постоянно будешь прятаться за чьей-то спиной. Прятаться и смотреть, как кто-то другой бьется вместо тебя».
- Если вы хотите жить, и жить без страха, вы должны сражаться*, - вслух проговорил Адвен, отвечая самому себе на обвинение.
- Но мы и так все время сражаемся, леталлин. Каждую неделю, а то и два раза на неделе…
Сурана растерянно перевел взгляд на Мерриль. Кажется, она все это время продолжала что-то ему рассказывать.
- Прости, Мерриль. – Он улыбнулся ей как можно обаятельнее. – Я просто задумался о нас. Об эльфах. Неужели нам так и не дано быть по-настоящему свободными?
- Я свободна, - пожала плечами эльфийка. – Мы, долийцы, поклялись, что больше никогда не склонимся ни перед чьей волей.
- Вы преданы своим богам. Так же, как храмовники огнем и мечом несут волю Создателя, так же ваши воины сражаются во имя… кто у вас там есть? – Мерриль посмотрела на него несколько неодобрительно. – Неважно. Городские эльфы склоняются перед людьми. Долийцы – перед своим прошлым.