Вик (ЛП)

Я не могла смотреть на него.

— Я все сохранила, — шепотом призналась я, отчаянно пытаясь сморгнуть жгучие непролитые слезы.

От самых маленьких безделушек до билетов в кино. Господи. У меня даже осталась пустая обертка от презерватива, оставшаяся после нашей поездки в домик моей семьи на озере Писеко. Я засушила цветы и упаковала лепестки. Я вела записи и украла ключи от гостиничных номеров. У меня была баночка ракушек с той самой поездки на Венис-Бич. Мои фотоальбомы были переполнены, и я не собиралась прекращать коллекционирование, потому что каждое следующее воспоминание было так же дорого, как и предыдущее.

Его пальцы медленно сжались вокруг маленького пластикового шарика, крепко сжимая его в руке, и некоторое время он молчал.

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я был здесь…

Неправда.

— …и извини, что пришел.

Не смей. Не удешевляй это для меня.

У меня внутри все сжаалось.

И когда он посмотрел на меня, в его тяжелом взгляде была смелость. Синяк на его виске выглядел болезненным, а порез на лбу, казалось, подмигнул мне, когда он прошептал:

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Мои руки покрылись мурашками.

Я тихо покачала головой и сказала еще тише.

— Останься.

— У меня была тяжелая ночь. — Я могла сказать то же самое по его виду. Он подобрал свои штаны и поднял их под полотенце. Как только полотенце упало, мой взгляд метнулся к счастливой дорожке, которая начиналась чуть ниже его пупка и спускалась к резинке штанов с низкой посадкой. — Тебе нужно перестать смотреть на меня так, если ты не хочешь никаких действий сегодня вечером, kiska.

Котенок.

Нет. Он не мог называть меня так, выглядя прекрасно и дерьмово. Это просто было несправедливо.

— Я на взводе и рвусь в бой. — Его грозный взгляд скользнул вниз, к низкому вырезу моей майки. Его тон был полон намеков, глаза осматривали меня. — И никто не борется со мной лучше, чем ты, детка.

Фу. Моя киска уже пульсировала.

Дерьмо. Я собиралась пожалеть об этом. На самом деле я уже жалела.

Слова вырвались неохотно.

— Наверное, тебе следует отдохнуть сегодня вечером.

Вик закрыл глаза, но, к счастью, не стал спорить. Потому что, если бы он это сделал, я бы сдалась. Вместо этого он взял полотенце и вернул его в ванную. Когда вернулся, он занял место рядом со мной и сказал без особого энтузиазма:

— Хорошо. Давай покончим с этим дерьмом.

Выглядя усталой, я послала ему грустную улыбку, нанося антисептик на его порезы, останавливаясь только тогда, когда он отстранялся или ругался. Мне это показалось забавным, и я не могла сдержать ухмылку.

Вик это заметил, и его рот скривился.

— Чему ты улыбаешься?

Я сжала губы, пытаясь скрыть смех, и осторожно провела рукой по его лбу.

— Я никогда не понимала, как ты можешь так терпеть побои, но стонать и ругаться, когда приходит время перевязывать твои раны.

По тому, как заострились черты его лица, я поняла, что он воспринял это как оскорбление.

— Я не нытик, — откровенно сказал он. — Или сучка.

Тогда я не стала этого скрывать. Я усмехнулась.

— Совершенно верно. — Он посмотрел на меня, когда я добавила: — Ты большой ребенок.

Когда я прижала пару пластырей для закрытия ран, он прикрыл глаза и сказал:

— Какое счастье для женщины, которая плакала, когда мне пришлось удалять занозу из ее ладони.

Моя улыбка была полна дерзости.

— Я очень хорошо понимаю свои чувства, большое спасибо. — И поскольку у меня было сильное предчувствие по поводу того, что он мог делать сегодня вечером, я добавила: — Кроме того, я не вызывалась на это добровольно.

Плечи Вика напряглись, но он говорил ровно.

— С чего ты взяла, что я вызвался на это добровольно?

О, давай поговорим об этом сейчас.

— Потому что, если бы ты этого не сделал и ушел бы в таком виде… — Один последний пластырь, и я закончила. Я откинулась назад и посмотрела ему прямо в глаза. — …мои братья уже выбросили бы тело парня, достаточно глупого, чтобы прикоснуться к тебе.

Лицо Вика потемнело, и это было так напряженно, что я почти забыла как дышать. Я обожала надутые губы этого мужчины, поэтому смягчила их единственным известным мне способом.

Наклонившись, я на секунду прикоснулась своими теплыми губами к его, прежде чем отстраниться и очаровательно улыбнуться:

— Готово. Уже лучше.

Нас окутала тишина. Его лицо не выражало никакой реакции, я начала упаковывать аптечку, но как только подняла ее, я услышала его грубое признание.

— Я чертовски скучаю по тебе. — Я стояла там, держа коробку, когда он опустил голову, слегка покачал ею и произнес едва слышно: — Я думал, что мы в порядке. Зная, что сделал тебя несчастной, когда был так чертовски счастлив… зная, что ты не чувствовала того, что чувствовал я… — Он грубо прошептал: — Это глубоко ранит меня. Совершенно ошарашивает. — Он посмотрел на меня тогда и пожал плечами. — Ты никогда ничего не говорила.

Печаль, которую я чувствовала, уменьшилась вдвое, поскольку взял часть груза на себя.

Я сглотнула, преодолевая комок в горле.

— Я не была несчастной, по крайней мере, не все время.

Только, когда ты хранишь секреты.