Вихрь

Я прилежно постигал схему передвижения по городу. Жители Вокса тщательно разграничивали зоны общественного доступа и частное пространство, и мне пришлось учиться различать по определенным признакам отдельные дома и общежития, общежития и места коллективного времяпрепровождения. Я даже усвоил некоторые слова вокского языка, чтобы меня понимали на местных рынках, хотя, если мне нужно было что-то купить, — еду или, скажем, медное ожерелье, из тех, которыми украшали себя вокские мужчины, — я все равно не мог обойтись без Оскара, который заключал сделку через Сеть. Я коротко постригся по вокской моде и довольно скоро уже мог сойти (как уверяла Эллисон) за местного, хотя бы издалека. Вблизи никто из охваченных Сетью граждан ни за что не принял бы меня за кого-то из своих.

Ощущение было двусмысленным. Если смотреть на Вокс издали, то он представлялся обычным обществом из мужчин и женщин, работающих и растящих детей, совершающих обычные и предсказуемые для людей действия. Но, оказавшись в их гуще, нельзя было не почувствовать даже по их глазам напряжение Сети, управляющей любым их движением. Они дружно испытывали то воодушевление, то разочарование и походили на пшеничное поле, причесываемое ветром. И тот невидимый ветер крепчал с каждым днем, отчего становилось не по себе.

Я знал, чего хочет от меня Эллисон. Знал, что другого шанса выжить у нас может и не быть. Но мне было очень трудно скрыть свой страх: страх перед тем, что мне предстояло сделать, и страх того, во что мне это обойдется.

2

Оскар ни капельки не доверял Эллисон. Он считал ее изменницей и не стеснялся это высказывать. Но как администратор, несущий за нас ответственность, он согласно нашему плану должен был испытывать хотя бы какое-то доверие к одному из нас. Вот я и стал к нему подлизываться. Я спрашивал его совета даже тогда, когда уже имел о том или ином предмете четкое мнение благодаря Эллисон. Задавал ему вопросы по историческим книгам, которые штудировал, демонстрируя незаинтересованность и налет скептицизма, чего он от меня и ожидал. Но и ему тоже хотелось ко мне подольститься, и чтобы он не терял надежды, мне достаточно было одного-двух слов благодарности хотя бы изредка. По-моему, он воображал, что рано или поздно обратит меня в правоверного жителя Вокса.

В нашей с ним дуэли на стороне Оскара было преимущество — Сеть с ее вездесущими глазами и компьютерными способностями. Но и у меня было оружие: я не был подключен к Сети, не был уроженцем Вокса и потому оставался до некоторой степени непроницаемым. Поэтому, впервые услышав мою просьбу о встрече с Айзеком Двали, Оскар не скрыл удивления, но все равно проявил рвение помочь мне. Я потребовал, чтобы меня сопровождала Эллисон, с чем, скрежеща зубами, он вынужден был согласиться.

Оказалось, что Айзека содержат неподалеку от нас с Эллисон. Он проходил лечение в больничном блоке и Оскар повел нас по коридорам, не обращая внимания на косые взгляды, которыми нас провожали встречные медики. Он в который раз предостерег меня, что Айзек тяжело ранен, и что я могу быть шокирован тем, что увижу.

— Я много чего повидал на своем веку, — ответил я ему. — Меня нелегко шокировать.

Но оказалось, что я поспешил хорохориться.

Айзека не охраняли, но при нем постоянно находился медицинский персонал, который Оскару пришлось долго упрашивать, прежде чем нас пустили в палату, где он лежал среди приборов, поддерживавших его жизнь.

Впервые я увидел Айзека Двали в доме его отца в экваторианской пустыне. В нем и тогда было что-то сверхъестественное: этот подросток — результат гибридизации с применением нанотехнологии гипотетиков — рос в изоляции от остального мира. За время, проведенное вместе с ним в тех бесплодных краях, я так в нем толком и не разобрался — сомневаюсь, чтобы это вообще кому-то удалось, — но относился к нему дружелюбно и считал, что он ценит мою дружбу. Если кто-то из нас, затянутых в Арку Времени, и заслуживал второй жизни, то именно Айзек.

Заслуживал, но не такой жизни. И не так.

При атаке, обрушившейся на Вокс-Кор, он лишился большей части туловища, а то, что уцелело, страшно обгорело. Медицинская наука Вокса творила настоящие чудеса, ей помогала биотехнология гипотетиков, воплощением которой был Айзек, иначе он бы вообще не выжил.

Эллисон отшатнулась от опутавшего беднягу переплетения трубочек и проводков. Я услышал шепот Оскара:

— Многое приходится выращивать заново: левую руку, левую ногу, легкие… Почти все внутренние органы. От мозговой ткани уцелела только небольшая часть.

Голова Айзека покоилась в желатиновом шлеме, заменявшем отсутствующие участки черепа. Правый глаз, челюсть, скулы остались нетронутыми, но все остальное представляло собой розовую пенную массу. Как объяснил Оскар, происходило медленное восстановление кожи, костей, мозговой ткани.

Я шагнул к Айзеку, и он покосился на меня своим зрячим глазом. Это доказывало, что в этих останках теплится жизнь, возможно, даже человеческое существо.

— Айзек! — позвал я.

— Вряд ли он вас слышит, — сказал Оскар.

— Айзек, это Турк. Помнишь меня?