Мы долго стояли, совершенно завороженные. Оскар сказал, что наше появление наверняка зафиксировано, но мы не замечали никакой реакции. Потом наши специалисты приступили к работе: установили треноги, водрузили на них прожекторы, достали свою аппаратуру и развернули на холодной каменистой земле маленькую научную станцию. По пустыне заскользило множество лучей разной степени интенсивности, превращая ночь в чересполосицу света и тьмы.
Позади первого куба, на расстоянии пары километров, обнаружилось еще полдюжины объектов примерно того же размера, но разных, хотя столь же элементарных форм: цилиндры, восьмиугольники, усеченные сферы, конусы. Одни имели цвет песчаника, как первый куб, другие были просто черными, кобальтово-синими, черными, как обсидиан, желтыми, как кадмий. Каждый мог бы вмещать по целому городу, и все они ползли с одинаковой небольшой скоростью в направлении гор и моря.
— Какие огромные! — прошептал Оскар. — Но по сравнению с общей массой гипотетиков это песчинки.
В резком искусственном свете его маска превращалась в дыру, а лицо в мордочку выглядывающего из норы зверька.
— Страх был бы неуважением, но он же так естественен!
Еще бы, мысленно поддакнул ему я. Как не трястись от страха здесь, в полярной пустыне, оставшейся от планеты, где появились первые люди и где лежат в братских могилах миллиарды их потомков! Пока техники возились с приборами, я, не спросив у Оскара разрешения, подошел ближе к основанию куба и остановился в нескольких сотнях ярдов от него. Оскар поспешил за мной.
Какая древность! Я не заметил ни одной трещинки, никаких признаков возраста — куб вполне мог быть изготовлен только вчера, а то и всего час назад, — но от него буквально веяло несусветной стариной, как холодом от ледника. У основания куба почему-то не было свежевыпавшего снега — он был как бы очерчен темной полосой.
— Гипотетики бесконечно терпеливы, мистер Файндли. Они древнее звезд. Мы подобрались совсем близко к их творению, и это священный момент…
На всех нас были наушники для связи. Я выключил на своих звук — те немногие вокские слова, которые я успел усвоить, здесь были ни к чему. Но тут Оскар и я услышали крики удивления и обернулись. Взбудораженные техники ударили лучами двух прожекторов вверх.
Над кубом висело бледное облако. Я бы принял его за туман, но нет — вокруг было ясно. Облако явно было выхлопом самого куба. Оказалось, что и остальные объекты выбрасывают вверх похожие облачка, медленно опускавшиеся вниз, несмотря на ветер, который как будто должен был бы их разгонять.
Я инстинктивно сделал шаг назад.
— Смотрите! — хрипло произнес Оскар.
К рукаву его защитного комбинезона прицепилось что-то, на что он взирал со священным ужасом. Сперва мне показалось это снежинкой, но, приглядевшись, я понял, что это больше похоже на кристаллическую бабочку — два прозрачных крылышка трепетали над тельцем размером с рисовое зернышко.
Оскар вытянул руку, чтобы мы могли получше разглядеть это крылатое создание. Ни глаз, ни сегментов, ни каких-либо делений на части тела мы не обнаружили — просто кварцевый завиток с ножками (если позволительно так их назвать) похожими на реснички, которыми оно цеплялось за ткань. Биение крылышек позволяло существу сопротивляться ветру. Выглядело оно совершенно безобидным, как безделушка, легкомысленное украшение на одежде. Облако, сползавшее вниз по стенке куба, состояло из бессчетного количества бабочек: их там были миллионы, а может и миллиарды.
Потом оттуда, где горели прожекторы, донеся крик.
Солдаты действовали быстро и профессионально: стали поспешно собирать переносные прожекторы и созывать разбредшихся штатских. И это несмотря на то, что сотни, даже тысячи хрустальных бабочек уже вились вокруг них плотными роями, закрывая обзор и все гуще облепляя их одеяния.
Меня и Оскара бабочки тоже облепили, но не столь уж агрессивно. Мне ничего не стоило стряхнуть их с себя, просто махнув рукой — они падали и оставались лежать неподвижно. Я успешно отряхнул их не только с себя, но и с Оскара.
Тем не менее мы бросились бежать. Теперь убегали все. Солдаты освещали нам путь своими фонарями, в наушниках звучали отрывистые команды и все новые крики, хрустальные штуковины вились вокруг нас безмолвным снегопадом.
С другими членами экспедиции творилось неладное. Я убеждался в этом всякий раз, когда оглядывался на бегу. Люди падали один за другим, и каждого упавшего мгновенно облеплял серебристый рой. Бедняга превращался в искрящуюся кочку, которая сначала ходила ходуном, колебалась, а потом — очень быстро — застывала. До меня дошло, что всех этих людей настигает смерть.
Первыми погибли техники. На солдатах были более тяжелые защитные одежды, но и они не устояли под тяжестью несчетных бабочек. Падая, они роняли фонари, которые озаряли происходящее хаотическим, безумным светом.