Вихрь переправ

Конечно, это совпадение, коих в жизни бывает куча, но с того эпизода своей ещё юной жизни, Вида твёрдо уверовала, что заранее накрытый едой стол и расставленная по его услужливой спине посуда не сулят добра тем, кто должен этим самым добром насладиться. Поэтому-то она в своей семье завела неписаное правило – никогда не накрывать на стол, если за ним кого-то не хватает и этот кто-то в пути. Так ей было спокойнее.

Юстина не хватало, но это редкость, форс-мажор. И не ждать же всем одного до позднего вечера?

Сообща и скоро, уставив знаковое место стульями и украсив аппетитными блюдами, «дружеский круг родственных душ» разместился за праздничным столом. Воздух гостиной быстро наполнился соблазнительными запахами еды и зазвенел от шуток вперемежку с простыми, но искренними тостами. Была даже какая-то странность в том, как органично соединялись звуки и запахи, будто это было сродни какой-то стародавней песне.

Аромат запечённой с картофелем курицы пел гитарными аккордами вкупе с милым хохотком Юны. Овощные салаты и домашний хлеб задорными маракасами потрескивали в тон многозначительным «г-м-м» Нила. Шампанское и икра в тарталетках тихонько шептали шаманским бубном, когда увлечённая юным обществом Вида тихонько мурлыкала знакомую мелодию. Котлеты и отбивная под сырной шубой забористо солировали ударными всякий раз, когда Виктор гулко басил. Сочные фрукты, нарезанные дольками, выдавали нежный проигрыш клавесина, вливаясь в довольный с хмельком голос именинника. И, наконец, россыпь зеленоглазых оливок в стеклянной чаше торжественно выводили тончайшие напевы флейты при каждом многозначительном вздохе Эрика.

Где-то через полтора часа Матфей вдруг сообразил, что давненько не видел родительских любимцев. Ещё с того злополучного момента на кухне хорёк и змей куда-то делись и не казали носа в гостиную. «Отличный подарок на день рождения», – подумал именинник и усмехнулся этой мысли. Первый праздник без этих напыщенных злюк.

За окном стемнело окончательно. Вечер распластался по Горницам, накрыв каждый уголок своими бескрайними тенетами. Серо-синее небо угасало, близясь к границе вселенского мрака. В эту пору глазницами городка становились фонари-великаны, грозно взиравшие поверх крыш домов, и люто раздражая досаждавшую темень своим неуёмным светом.

– А я сегодня, други мои, пришёл к печальному умозаключению, – величественно и проникновенно произнёс Эрик, чем отвлёк Матфея от разглядывания окна.

– Что же тебя такое разэтакое натолкнуло на открытие века? – ухмыльнулся Нил.

Когда Эрик начинал фразу, где фигурировали словосочетания «печальное открытие» или «неутешительное умозаключение», оставалось только одно – терпеливо подчиниться подступившей волне откровений, причём столь странных, что кроме как друзей, их никто не воспринимал невинным чудачеством. Впрочем, не все разглагольствования Эрика были пусты и лишены смысла.

– Я проходил мимо дома, – пространственно начал Эрик, – он стоит на Липовой, через две улицы от вашей. Маф, может, примечал серенький такой, но крепкий с выгоревшим окном?

– Э-э-э, не помню, Эр, я там уже месяца три носа не кажу, – отозвался Матфей, гадая, во что выльется прелюдия Эрика.

– Не суть, – оборвал его рассказчик. – Дело не в доме, а в том следе, что оставил на нём огонь. Я подумал, как прекрасно в красе своей пламя, как величаво и ненасытно оно. Как оно божественно! И как, увы, смертно. И тут до меня дошло! До меня вдруг дошло! Осенило, как молнией, шарахнуло! Для нас, смертных, всегда существовало четыре бога-стихии – огонь, вода, воздух и земля. Этим богам мы во все времена поклонялись, этим богам мы приносили жертвы, этим богам мы молились обо всём на свете. Но в чём самая большая шутка Творца? А ведь она в том, что даже боги смертны! Огонь гаснет и от него остаётся чернота пепла. Вода высыхает, не оставив и следа. Воздух улетучивается, образуя вакуум. А земля развеивается до последней песчинки. И что остаётся итогом от этих всемогущих богов? Кукиш, други мои, большой такой кукиш. Вот и выходит, что нет бессмертных богов, есть надуманные сочинителями древности божки, которые и по сей день тиранят сердца наши памятью предков о якобы вселенском могуществе тех.

– Эк тебя накрыло, приятель, – сочувственно произнёс Виктор. – Я вот даже не задумался бы над горелым домом. Для меня другая истина очевидна – человек сам куёт свою жизнь. Не доглядел – получи и распишись. Расторопней и внимательней будешь впредь. Боги не боги, а за тебя никто не подумает о завтрашнем дне.

– Ты как всегда не в ту степь, Вик, – угрюмо выдохнул «философ». Его серо-карие глаза казались погрязшими в пелене тумана, так глубоко заняла его новая мысль. – Я же о другом.

– А я тебе об этом, – упрямо процедил Виктор и добродушно улыбнувшись, протянул наполненный фужер. – Не кисни, Философ. Истина, она, сам знаешь, где!

– О да! – Задумчивое выражение вмиг покинуло красивое лицо Эрика, и он ответил звонким «дзинь» своего бокала, миролюбиво чокнувшись о хрустальный сосуд приятеля.