Вихри Мраморной арки

А какого ответа я, собственно, ожидал? Что, пока мы вместе, все не так страшно? Что любовь побеждает все? Ведь в том-то и дело, что нет. Ей не победить разводы, болезни и смерть. Иначе как же Милфорд Хьюз-старший? И дочка Даниеля Дрекера?

— Ни в одном магазине в Челси не нашлось моего сервиза, — глухо проговорила Кэт. — Мне и в голову не приходило, что его могут снять с производства. Я все эти годы… у меня и в мыслях не было, что он пропадет. — Ее голос дрогнул. — Такой красивый рисунок…

А Старикан заряжал всех своей кипучей энергией, паб не знал отбоя от посетителей, и у Сары с Эллиотом была крепкая семья. И никого это не спасло. Разводы, разруха и гибель.

Как бороться? Застегнуться на все пуговицы? Ездить исключительно поверху?

Но ведь и там не спасешься. Проживать день за днем, зная, что двери закрываются и все летит к чертям. Все, что ты когда-то обожал, любил или хотя бы считал симпатичным, разлетится на клочки, развеется пеплом и канет в никуда. «Унесенные ветром», — вспомнил я женщину в вагоне.

— Что? — переспросила Кэт тем же глухим, безнадежным голосом.

— Книга, — пояснил я с грустью. — «Унесенные ветром». Ее читала женщина в вагоне по дороге к «Баламу». Я караулил вихри, пытался выяснить, правда ли они возникают на тех станциях, куда угодили бомбы «блица».

— Ты был в «Баламе»? — встрепенулась она. — Сегодня?

— И на «Блэкфрайарс». И на «Эмбанкмент». И «Элефант энд Касл». Съездил в Музей транспорта узнать, какие станции пострадали от бомб, а потом на «Монумент» и «Балам», караулить вихри. — Я покачал головой. — Весь день туда-сюда, пытался вычислить закономерность… что такое?

Кэт, сморщившись, как от боли, прикрывала рот рукой.

— Что случилось?

— Сара сегодня опять со мной не поехала. Позвонила сразу после твоего ухода. Я подумала, может, пообедаем вместе. — Она кинула быстрый взгляд на меня. — Никто не знал, где ты.

— Я же не мог всем объяснять, что гоняюсь по Лондону за вихрями, которые больше никто не ощущает.

— Эллиот признался, что ты и накануне исчезал, — продолжила она. Я по-прежнему не понимал, к чему она клонит. — Они с Артуром приглашали тебя обедать, ждали, но ты куда-то запропастился.

— Я вернулся на «Холборн», выяснял, откуда берутся вихри. А потом доехал до «Марбл-Арч».

— Сара жаловалась, что им с Эллиотом надо Эверса с женой катать по городу, а те хотят в Ботанический сад, в Кыо-Гарденс.

— С Эллиотом? Ты же сказала, он был на конференции?

— Был. А Сара — по его словам — вдруг вспомнила, что ей назначено к врачу. Ты потерялся с концами. И потом, у театра вы с Сарой…

Примчались под руку, опаздывая, запыхавшиеся, а Сара еще и раскрасневшаяся. А накануне я соврал про обед и про дневное заседание. Соврал Кэт, которая моментально чует ложь и беду.

— Ты решила, что у Сары роман со мной? Она кивнула в оцепенении.

— Ты решила, что я кручу с Сарой? Как тебе такое в голову могло прийти? Я же люблю тебя!

— А Сара любила Эллиота. Люди изменяют друг другу, расстаются. Все…

— …рушится, — пробормотал я.

А потом горе носится в воздухе, не находя выхода из подземной темницы, вырождаясь в чистую смерть, опустошение и гибель.

Кэт ошиблась. Все-таки это «блиц», И девушка, плакавшая в вагоне, и ссорящиеся супруги-американцы. Размолвки, горе, отчаяние. Наверное, страхи Кэт и наши с ней теперешние переживания тоже останутся в воздухе и понесутся по тоннелям, путям и переходам метро, чтобы выплеснуться на какого-нибудь бедолагу туриста через неделю. Или через полвека

Я посмотрел на Кэт, застывшую в невероятной дали у противоположной стены.

— У меня нет романа с Сарой.

Кэт обмякла, прислонившись спиной к кафелю, и заплакала.

— Я люблю тебя! — сказал я и, преодолев разделяющий нас коридор одним шагом, прижал ее к себе. На миг мир стал прежним. Мы вместе и в безопасности. Любовь побеждает все.

До следующего вихря — что в нем будет? Результаты рентгена, полуночный звонок, хирург, не решающийся сообщить плохие новости? А мы вот они, стоим в переходе метро, открытом всем ветрам.

— Пойдем! — Я взял Кэт за руку. Уберечь ее от вихрей не в моих силах, зато я могу вывести ее наружу. Из-под инверсионного слоя. На несколько лет. Или месяцев. Или минут.

— Куда мы? — спросила она, когда я потащил ее за собой.

— Наверх. В город.

— До гостиницы ехать и ехать.

— Поймаем такси. — Я вел ее вверх по лестнице, за угол, прислушиваясь к шуму приближающегося поезда, к металлическому голосу, призывающему быть внимательнее на краю платформы.

— Теперь только на такси, — пообещал я.

Еще переход, еще ступеньки, только не бежать, не торопиться — как будто спешка может вызвать вихрь. Через арку на эскалаторы. Еще чуть-чуть. Минута, и будем на эскалаторе, он вывезет нас из-под инверсионного слоя. Подальше от ветра. От непосредственной опасности.

Из противоположного перехода — с Кольцевой — высыпала группка пассажиров, оживленно чирикающих по-французски. Подростки на каникулах, с неподъемными рюкзаками и широченным чемоданом на колесиках, не пролезающим на ступеньки. Они столпились у подножия эскалатора и загородили проход, выясняя по карманным схемам, куда им дальше.