Вихри сансары

– Это одежда невесты, но не свадебная, а та, что она носит перед свадьбой, – заметила Пунита.

– Сколько я вам должен? – спросил Максим.

– Нисколько, это мой подарок Майе, она апшегун (обреченная).

Последнее слово Пунита произнесла на хинди.

– Что-что? – не понял Максим.

– Во апшегун, – повторила та и удалилась.

Наступила томительная пустота, ощущение праздника вдруг улетучилось, как дым от благовоний.

– Что она тебе сказала? – спросил Максим.

– Ничего, – ответила Майя, – просто молча одевала меня в одежды, словно специально приготовленные для меня, и делала макияж.

Только теперь Максим понял, почему он совершенно не узнал ее. Никогда не прибегавшая к макияжу Майя была с густо обведенными черной тушью глазами. На лбу между бровями пестрел ярко красный бинди. И без того большие карие, всегда влажные, словно она только что перестала плакать, глаза Майи, были таинственно прекрасны, но теперь, красота эта вызывала ощущение трагизма.

Ситуация становилась нелепой, и они вышли из магазина. Шум автомобилей и оживленный гам прохожих скоро вывел их из оцепенения и, счастливые, они пошли по вечерней Агре, крепко взявшись за руки.

Все оборачивались на эту прекрасную пару влюбленных, не скрывая восхищения. У индусов, однако, прочитывалось непонимание, граничащее с осуждением – ведь она, безусловно, была индуской, а он – явным европейцем, что в Индии все еще считается недопустимым.

***

Утром Максим проснулся от душераздирающего крика Майи. Он разбудил ее и спросил:

– Что случилось?

– Мне приснился страшный сон. Мы летим в самолете, а вокруг нас белые, как молоко, облака, и ты говоришь: «А хочешь, я домчу тебя до Индийского океана на облаке?» – «Хочу, конечно, хочу», – почти кричу я в порыве счастья. Ты открываешь дверь самолета, и мы запрыгиваем на проплывающее мимо облако. Солнце светит так ярко, что слепит глаза, мы бегаем с тобой, как дети, дурачимся, и вдруг ты соскальзываешь и падаешь вниз. Я, не задумываясь, бросаюсь вслед за тобой, и меня охватывает ужас. Стремительный полет леденит тело и буквально выжигает душу. Да, да, душу. Я вижу свое тщедушное, летящее вниз тело и ощущаю, как душа моя сгорает, подобно комете, и мне нестерпимо больно. Страх и отчаяние мучили меня до тех пор, пока я не проснулась.

– Да не обращай ты внимания на эти дурацкие сны, – ответил Максим. – Смотри как нам хорошо. Радуйся жизни.

***

Оказалось, что отель расположен неподалеку от Тадж-Махала. Подошли к дворцовому комплексу. Аниш начал рассказ, словно магическое заклинание.

– Через минуту вы увидите Тадж-Махал – величественный и легендарный, нежный и романтичный. «Слеза на лице вечности», – так метко назвал Тадж-Махал Рабиндранат Тагор в связи с историей любви могольского правителя Шах-Джахана к своей жене Арджуманад Ману Бегам, которую за ее красоту называли Мумтаз Махал, что означает «украшение дворца». Во время родов четырнадцатого ребенка она умерла. Чтобы выразить свою любовь и горечь от потери, Шах-Джахан повелел построить в память любимой жены мавзолей, с которым по своей красоте не могло бы сравниться ни одно сооружение в мире. Через двадцать два года был возведен дворец, величие и красоту которого невозможно передать словами. И именно поэтому вы здесь, и через мгновение вашему взору откроется «Венец Дворцов» – так переводятся с хинди слова Тадж-Махал. Закройте глаза и доверьтесь мне.

Через несколько шагов Аниш попросил открыть глаза. Они стояли перед огромными арочными вратами, символизирующими вход в рай. В центре арки в отдалении виднелся маленький, почти воздушный беломраморный дворец, который приближался и рос с каждым шагом входящего в арку, открывая взору гармоничные минареты и ажурные мраморные решетки. Окутанный голубоватой дымкой утреннего тумана, Тадж-Махал был подобен миражу.

От арки до дворца тянулся водоем, в котором отражалось это величественное сооружение. По сторонам водоема стояли кипарисы, а за ними простирались цветущие сады. От волнения у Майи сдавило горло и перехватило дыхание. Она достала открытку с изображением дворца и сквозь выступившие слезы прочла на обороте.

«На память моей прекрасной индийской принцессе в день рождения!

Майя, я мечтаю поскорей вырасти и отвезти тебя в этот самый красивый в мире дворец. Твой родной братик Илюша».

В это самое мгновение она услышала пронзительное: «Майа-а-а». От группы молодых людей, стоявших в отдалении, отделился юноша и бросился к ней. Не понимая, кто кричит, Майя устремилась ему навстречу.

Это был Илья – единственный во вселенной родной человек. Они обнялись и, не отпуская друг друга, словно страшась, что их вновь разлучат, как сговорившись, произносили одни и те же слова: «Это ты, не может быть, не может быть, не может быть».