Вихри волшебства

Стол с грохотом опрокинулся, стаканы, монеты, бутылки и свечи тоже полетели на пол. В темноте началась ужасная неразбериха, но дверь за спиной у Кэрол все-таки распахнулась, и она со всех ног кинулась прочь…

…И обнаружила, что опять сидит в шезлонге на залитой солнцем террасе. В одной руке у нее была бумажка, а зонтик скатился к ногам. К большому своему огорчению, Кэрол заметила, что на голубом платье остался длинный липкий потек чего-то похожего на карамельную помадку.

— Tonino! Vieni qui! — крикнул кто-то. Кэрол обернулась и увидела, что Крестоманси возится со сломанным шезлонгом, а вокруг толпится куча людей, желающих обойти его и убежать по ступеням вниз. Поначалу Кэрол никак не могла понять, что это за люди, пока не заметила среди них Фрэнсиса, а потом Люси: та одной рукой стиснула горлышко бутылки, а другой вцепилась в Нормана — того человека, который сидел на ящике и которого Кэрол увидела первым. Остальные, наверное, тоже из тысячеликой труппы, решила она. Кэрол все еще соображала, что же произошло, когда Крестоманси бросил сломанный шезлонг и остановил последнего оставшегося на террасе.

— Извините, сэр, — обратился к нему Крестоманси. — Не будете ли вы так любезны перед уходом объяснить, что происходит?

Это был Мелвилл, по-прежнему в засаленном переднике; узкой злодейской ладонью он разгонял дымок над сковородкой и глядел на свою помадку с горестным выражением узкого злодейского лица.

— Безнадежно пригорела, — вздохнул он. — Вы спрашиваете, что происходит? Ну, видите ли, это брожение в тысячеликой труппе началось примерно тогда, когда Люси влюбилась в Нормана, так что не исключено, что все затеял именно Норман. Они жаловались, что у них нет ни малейшей возможности жить нормальной человеческой жизнью, и Пол их услышал. Понимаете, Пол весьма честолюбив, и он, как и мы все, сознавал, что Фрэнсис на самом деле не создан для роли героя…

— Конечно. У него безвольный подбородок, — согласился Крестоманси.

Кэрол ахнула и хотела было решительно возразить — и тогда бы не обошлось без фонтана слез, — но вдруг вспомнила, что небритый вялый подбородок Фрэнсиса под длинной сигарой действительно выглядел как-то неубедительно.

— Ну что вы, при чем тут подбородки? — отмахнулся Мелвилл. — Только посмотрите на мой, а ведь я не больше негодяй, чем Фрэнсис — герой-любовник. Но и у Фрэнсиса есть склонность к вздорным выступлениям, и Пол умело на этом сыграл, а в этом ему помогли Бимбо и его виски, а Люси была на стороне Пола, потому что ее уже тошнило от вечных оборочек и необходимости липнуть к Фрэнсису. Они с Норманом решили завести ферму. А Марта, девушка, по моим представлениям, донельзя легкомысленная, примкнула к ним, потому что ей до смерти надоело постоянно прибирать на сцене. Ну а потом они все пришли ко мне.

— А вы отказались? — уточнил Крестоманси. — Да, и я упорствовал все время, пока создавались «Горбун из Монте-Кристо» и «Арабский рыцарь», — признался Мелвилл, танцующей походкой пересекая террасу, чтобы пристроить сковородку на балюстраде. — Видите ли, я очень люблю Кэрол и ради нее готов играть троих мерзавцев разом, если она этого захочет. Но когда она начала делать сон о ярмарочной площади сразу после «Лондонского тирана», мне пришлось признать, что все мы катастрофически переутомились. Ни у кого из нас не было ни секунды на личную жизнь. Вот это да, сэр, — добавил он. — Гляньте-ка: по-моему, тысячеликая труппа готовится отпраздновать это так, что будьте нате…

Крестоманси подошел к нему и облокотился на балюстраду, чтобы посмотреть вниз.

— Боюсь, вы правы, — кивнул он. — А как вы думаете, почему Кэрол заставляет вас так много и тяжело работать? Честолюбие?

Со стороны города доносился такой шум, что Кэрол не удержалась и тоже поднялась из шезлонга. Тысячеликая труппа толпой направлялась на пляж. Актеры радостно вбегали в воду, таща за собой небольшие купальные кабины на колесах, или просто срывали с себя одежду и кидались в море. Прочие отдыхающие подняли по этому поводу крик. Еще больше крику было на главной площади у казино, где тысячеликая труппа хлынула в элегантные кафе, громогласно требуя мороженого, вина и лягушачьих лапок.

— Презабавно, — хмыкнул Мелвилл. — Нет, сэр, не только честолюбие. Скорее можно сказать, что Кэрол упивается успехом, а ее мамочка упивается ею. Довольно трудно, знаете ли, что-то прекратить, если чья-нибудь мамочка полагает, что все должно идти по-прежнему.

Теперь по главной улице несся конный кеб, а вслед за ним мчалась вопящая толпа взбудораженного народу. Их преследовал небольшой отряд жандармов. Все это происходило потому, что седобородый господин в кебе самым возмутительным образом швырял во все стороны горсти монет и драгоценностей. «Наверное, по большей части они позаимствованы из арабской сокровищницы и пиратских кладов», — подумала Кэрол. Она и сама не знала, чем все это обернется — стекляшками или настоящими самоцветами.

— Бедняга Бимбо, — покачал головой Мелвилл. — Сейчас он считает себя этаким царственным Санта-Клаусом. Слишком часто играл эту роль. Боюсь, пора ему на покой.