Вихри враждебные

Проводив взглядом адмирала, который вежливо увел французского генерал-губернатора со свитой в свой салон, полковник, галантно оттопырив локоть, предложил даме ручку. И они пошли к трапу, под которым уже был готов тронуться в путь разъездной катер. По странному совпадению вместе с ними на берег съехало несколько молодых и весьма крепких офицеров морской пехоты и спецназа ГРУ. Действительно, им надо было оглядеться в этом ключевом порту Мадагаскара – так почему бы при этом не совместить полезное с приятным. Впрочем, у них будет еще как минимум три дня, пока корабли эскадры будут получать с берега свежее продовольствие и грузиться углем. Три дня и не одним днем больше, соединение адмирала Ларионова как можно скорее должно было попасть в европейские воды, для того чтобы стать козырным тузом в большой политической игре.

2 июня (20 мая) 1904 года. Нью-Йорк.

Ресторан «Delmonicos» на Саут Вильям Стрит.

Бывший председатель Комитета министров Российской империи Сергей Юльевич Витте

Я пришел в этот знаменитый ресторан не только для того, чтобы просто приятно провести время. Именно здесь я должен был встретиться с тем самым человеком, которого рекомендовал мне Джейкоб Шифф некоторое время тому назад. Я собирался встретиться с тем самым человеком, который в Вене играл в шахматы с самим Альбертом Ротшильдом. Лично я в шахматы не играю, а потому господину Троцкому придется говорить со мной не на столь возвышенные темы. Впрочем, как мне говорили, этот молодой человек просто обожает вещать, причем очень много и красиво.

Вход в ресторан «Делмоникос» украшали мраморные колонны, которые, как я слышал, его владельцы стащили из античных Помпей. Швейцар, оценивающе окинув взглядом мой фрак, услужливо согнулся в поклоне и распахнул массивную дубовую дверь. Войдя, я не спеша осмотрелся. Интерьеры этого храма чревоугодия напомнили мне шикарные парижские рестораны. На стенах, так же как и там, висели картины, а уютные столики освещались изящными настольными лампами. В общем, обстановка была уютной и располагающей к откровенной беседе.

А вот и он, будущий российский Мирабо (или Робеспьер?). Вошедший господин-товарищ Троцкий выглядел весьма импозантно – невысокий, худой, с ярко горящими глазами, большим чувственным ртом и густой шапкой черных кучерявых волос. Своим богемным видом он чем-то напоминал мне всклокоченную ворону.

Поздоровавшись со мной, господин Троцкий сел за стол и, небрежно отодвинув в сторону услужливо поданное официантом меню, сразу же повел речь о том, как он намеревается разжечь во всем мире великую социальную революцию.

– Я называю это перманентной революцией, – вдохновенно вещал он, – российский пролетариат, оказавшись у власти, хотя бы лишь вследствие временной конъюнктуры нашей буржуазной революции, встретит организованную вражду со стороны мировой реакции и готовность к поддержке со стороны мирового пролетариата. Предоставленный своим собственным силам рабочий класс России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией в тот момент, когда крестьянство отвернется от него. Ему ничего другого не останется, как связать судьбу своего политического господства и, следовательно, судьбу всей российской революции с судьбой социалистической революции в Европе.

– Поймите, – говорил он мне, – всемирный процесс капиталистического развития неизбежно приведет к политическим потрясениям в России. Это, в свою очередь, окажет воздействие на политическое развитие всех капиталистических стран. Русская революция потрясет буржуазный мир… А русский пролетариат может сыграть роль авангарда социальной революции.

Поначалу я насторожился, услышав разглагольствования Троцкого, но потом понял, что передо мной политический прожектер, впрочем, не бесталанный, а потому именно тот, кто нам нужен. Он хорош для разрушения, для устройства смуты, – то есть того, что он называет «политическими потрясениями». Так что со стоящей перед ним задачей – устройством любимых им этих самых «великих потрясений» – он должен прекрасно справиться.

– Господин Троцкий, – сказал я, – несмотря на разницу в наших взглядах на социальное устройство мира, в данный момент мы являемся друг для друга, если можно так выразиться, естественными союзниками. Мы, как и вы, ненавидим существующую ныне власть в России. Как и вы, мы хотели бы свергнуть самодержавие и установить в России демократию. Что касается непосредственно вас, Лев Давидович, то в рамках этой демократии вы вполне могли бы реализовать себя как публичный политический деятель…

При этих словах глаза моего собеседника заблестели. Оживившись, он начал рассказывать мне, каким именно способом он собирается поднять рабочих на бунт. При этом он напоминал мне токующего глухаря. Наверное, начни его прямо сейчас, здесь, в зале ресторана, убивать, он этого даже не заметил бы.