Викинг

Китти указала куда-то рукой. Я повернулся и увидел человека, если только это не был призрак, который вел пару десятков овец через пустынную равнину. Судя по виду, он был немолод и, должно быть, нас не видел; и я удивился, как он вместе со своим стадом мог жить в одиночестве среди волков.

Правда, одного из них уже можно было не бояться. Я разжал его стиснутые челюсти и залюбовался мощными клыками. Это был замечательный волк с великолепным мехом. Я зацепил его своим железным крюком за челюсть и взвалил на спину.

Когда мы приблизились, овцы сбились в кучу, блея от страха. Они не знали, что чуют не живого, а мертвого волка. Пастух бросил палку и выхватил длинный черный нож. Я окликнул его, но овцы быстрее оправились от страха, чем он. Так он и стоял в напряженной позе, пока я не протянул ему убитого волка. Пастух сразу побежал к нам, что-то взволнованно бормоча. Привычка к осторожности на незнакомой земле, привитая мне Китти, заставила бросить тушу на землю, чтобы освободить руки. 'И все же я не успел предотвратить его глупый поступок: он молниеносно полоснул лежавшую тушу своим ножом. Нож оказался гораздо острее, чем я предполагал, а в руках пастуха было куда больше силы, чем можно было судить по его хилому телосложению: он чуть не рассек туловище пополам.

Ему тут же стало стыдно за свою выходку, и, сложив ладони, он растянул губы, изображая улыбку.

— Христиане? — спросил он тонким голосом.

— Норманны, — ответил я.

Я думал, он испугается, но пастух продолжал улыбаться. Я решил, что он не знает такого названия.

Я разглядывал пастуха, который, вероятно, был хорош собой в молодости: в седых волосах еще проглядывали каштановые пряди; борода и усы либо выпали, либо были недавно срезаны; поверх длинной шерстяной рубахи, стянутой у пояса, был надет драный балахон, на котором оставались следы изображения луны и звезд; худые ноги были обнажены до колен. Этот убогий вид совершенно не соответствовал великолепному ножу. Его совершенная форма наводила на мысль, что он мог быть сделан венедами.

Я знаками попробовал спросить о деревне.

Пастух развел руками, показывая, что люди разбрелись кто куда. Однако дома казались опустевшими много месяцев назад, а нож пастуха выглядел совсем новым. Возможно, старик сам сделал его, и тогда он должен знать многие секреты железа.

Я махнул рукой Алану, появившемуся на вершине одного из холмов, и вскоре он появился в низине, а следом Куола с Марри.

Пастух обрадовался, увидев их. Я облегченно вздохнул, поскольку опасался, что ему не понравится такое нарушение его одиночества.

Я попросил Алана узнать у Марри, не помнит ли он пастуха среди венедов. Я уже начал злиться от нетерпения, когда наконец последовал длинный ответ. Алан повторил его сочным голосом, которым пел песни.

— Я не уверен. Он смутно мне кого-то напоминает. Возможно, он был одним из вождей, подаривших мне жизнь. Но прошло уже более тридцати трех лет с того дня, как я покинул венедов, и память может изменить мне.

Я, признаться, надеялся на более обнадеживающий ответ, но, разочаровавшись, не стал особенно переживать, однако то, что последовало за этим, я никогда не забуду.

Старика в рваных одеждах озадачило странное движение пальцев; возможно, он решил, что здесь какое-то колдовство. Его лицо застыло, когда Алан начал говорить, и оставалось таким, пока я не заставил Марри открыть рот и показать жалкий обрубок языка. Тогда пастух озадаченно хмыкнул и шагнул к калеке, пристально вглядываясь ему в лицо.

Он медленно поднял руку и коснулся головы Кулика там, где были уши. Тот повернул голову вправо-влево, чтобы было лучше видно. И тут пастух произнес слово, при котором мы затаили дыхание.

— Марри, — произнес он голосом, в котором слышалось огромное удивление.

Кулик не мог слышать звук, но он видел шевелящиеся губы, и он отвернулся, чтобы скрыть свое лицо.

Алан пытался заговорить с незнакомцем. Он рассказывал нам, что люди в Ирландии, западной Англии и в Бретани говорят на древнем кельтском языке, а Кулик считал, что пришельцы-венеды переняли его. Алан указал на себя и назвал свое имя.

— Иан, — ответил пастух, ударив себя в грудь.

Алан обрадовался, так как это было распространенное кельтское имя. Однако их общение проходило с большим трудом: каждый не понимал четырех из пяти слов своего собеседника. Говорили они очень долго, а затем Алан кратко пересказал мне содержание беседы.

— Иан, у тебя есть черные камни, чтобы восстановить утраченную силу волшебной рыбки?

— Да.

— Ты знаешь, как это сделать?

— Да.

— Ты дашь нам один из таких камней и научишь им пользоваться?

— Да.

— Что ты за это хочешь?

— Много овец.

— Иан, у нас нет овец.

— Ваш вождь уже подарил мне их, убив Демона Сумерек. И я еще попрошу вас подарить мне шкуру, чтобы сделать плащ, и мясо, которое я съем из мести.

Я поднял тушу волка и протянул пастуху. Хоть я был высок, волчий хвост волочился по земле, а силы в моей руке едва хватило удерживать его вес.

Иан ворча забрал волка и одним рывком забросил его на вершину высокого камня. Затем он вновь очень долго говорил с Аланом.