Викинг. Бог возмездия

– Конунг нас предал, – прорычал Улаф; его волосы и бринья были перепачканы кровью, но он не обращал на это никакого внимания. – Вонючий кабан оставил нас умирать.

Сигурд вдруг сообразил, что сжимает копье с такой силой, что костяшки его пальцев, лежавших на вырезанных на древке рунах, побелели. Все внутри у него, будто превратилось в тяжелый жернов, и сердце отчаянно колотилось в груди, точно у зайца, увидевшего ястреба. Его братья Зигмунд и Торвард погибли. Непобедимый Слагфид, воин, внушавший животный страх своим врагам, чья похвальба проникала сквозь щели между балками «Дубового шлема», точно дым из очага, убит. Враги расправились со Стирбьёрном, отцом Свейна, а еще с Хаки, Гудродом и многими другими. Лучшие воины и слуги Харальда мертвы, их оружие, воинские кольца, кольчуги и шлемы сорваны с тел, а жалкая кучка оставшихся в живых мчится прочь от бойни, словно перья птицы, убитой лисой.

– «Олененок»! – крикнул Аслак. Сигурд посмотрел по направлению его вытянутой руки и увидел карви на некотором расстоянии от носа их лодки.

«Олененок» направлялся на юг, и Солмунд, его рулевой и капитан, мудро держался поближе к берегу, понимая, что начался отлив и люди ярла Рандвера не осмелятся последовать за ними, опасаясь, что потяжелевшие от добычи корабли налетят на скалы.

Улаф закричал, привлекая внимание карви, и Солмунд приказал гребцам перестать грести, дожидаясь, когда Свейн подведет лодочку к ним и все смогут перебраться с нее на «Олененка». Сигурд увидел облегчение на лицах тех, кто находился на борту, когда они поняли, что их ярл жив. А годи Асгот, чья борода покраснела от крови, обратил благодарность Одину за то, что он спас одно бревно, оставшееся на плаву, в этот день, закончившийся кровавой катастрофой.

Они бросили рыбачью лодку дрейфовать, а оставшиеся в живых воины, всего двадцать девять человек, гребли к берегу, смотрели на корабли в проливе Кармсунд или следили за камнями и рифами, чтобы старый Солмунд смог доставить их раненого ярла на юг, в Скуденесхавн. Сигурд вспомнил про Руну, но, когда посмотрел вверх, не увидел ее среди людей, стоявших на уступе, и Аслак сказал, что она, наверное, скачет домой, чтобы рассказать в деревне о том, что произошло.

– Нам не следовало оставлять ее там, – сказал Сигурд.

– А у нас был выбор? – резонно спросил Аслак.

И все же Сигурд надеялся, что Руна знает: их отец и Сорли живы, и, по крайней мере, часть воинов Скуденесхавна сумели избежать гибели от рук мятежников и предательства конунга и сейчас возвращаются домой.

– Мы им уже не интересны, – объявил Улаф, когда убедился, что враги не собираются их преследовать.

Он смотрел назад, в пролив, как человек на свою семью, собравшуюся на берегу, когда он сам отправляется на войну, так, будто одновременно хочет вернуться и уехать.

– С какой стати им гнаться за нами? – проговорил ярл Харальд. – Они захватили мои корабли, убили сыновей и лучшего воина. – В плече у него была рана от стрелы, но он, казалось, не обращал на нее внимания. – Они уничтожили меня, – пробормотал он.

– Бифлинди заплатит за свое предательство кровью, – сказал Сорли, закатав рукав рубахи, чтобы взглянуть на жуткий синяк, расползавшийся по левому предплечью. – Мы сдерем с него шкуру и отрежем яйца.

– И как мы это сделаем, мальчик? – спросил Харальд сквозь поджатые губы. – Мои братья по оружию мертвы, а я остался лишь с кучкой воинов, стариками и детьми.

Сигурд почувствовал боль от его слов и знал, что они, точно острые крюки, вонзились в гордость тех, кто сидел на веслах. Воины гребли, опустив головы, чтобы не встречаться глазами со своим ярлом и не видеть страдание на его лице. Харальд стоял у правого борта и смотрел на корабли, которые ему больше не принадлежали.

Вдалеке драккары конунга Горма снова направились на север, возвращаясь домой, в Авальдснес. Он сыграл свою роль, и, судя по всему, предоставил ярлу Рандверу забрать всю добычу.

– Один отвернулся от меня, – сказал Харальд и посмотрел на Асгота, стоявшего на коленях и разложившего перед собой руны. – Ты сказал, что я не должен был сегодня сражаться. Мне следовало тебя послушаться.

Асгот, поджав губы, изучал лежавшие перед ним камни, потом посмотрел на ярла пронзительными и черными, точно кремень, глазами.

– Одноглазый все еще здесь. Иначе тебя не было бы с нами, Харальд. Пролитая сегодня кровь – это первая капля, упавшая в ведро перед бурей. Один расставил фигуры на доске для игры в тафл и теперь потирает руки в предвкушении развлечения.

– Если Одноглазый хочет, чтобы я играл в его игру, ему следовало оставить мне больше людей, – прорычал Харальд.

Асгот приподнял одну бровь, услышав его слова, и начал собирать руны, чтобы снова их бросить.

***