Викинг и дева в огне

— Пока ты спала, мне тут карелы шкурки подарили, белки нынче много, вот сошью тебе приданное.

Васа прислушалась к себе, все как всегда, попробовала вспомнить матушку, батюшку и конечно его, Северина. Все вспомнила.

— Я это я?! — прямо спросила она ведунью.

— А то кто ж. Да, хотела я тебе силу передать, самой помирать скоро, да так сильна в тебе любовь к варягу, и его к тебе, что дух Северина явился тебя спасать. Живи спокойно до весны, не твоя судьба ведуньей стать. Ошиблись старые боги.

— Дух, — замирая от страха, промолвила Васа., — Он что умер?

— Ушел за край, но вернулся, — коротко ответила колдунья.

— Ты его спасла? Я как вернусь, пришлю тебе серебра, у дяди попрошу, мое приданное в городе, в тереме осталось.

— Нет не я, врать не стану. Вера его спасла, да друг.

Потом было возвращение к людям, а домой дорога всегда короче. В новой шубе, легкой и такой теплой, как в сказке про Морозко. А еще Лазорея подарила ей засушенной богородской травы, чтобы ни один колдун или ведунья не могли навредить Вассе чарами.

Да, тогда ехала и мечтала о встрече, а у него, оказывается другая есть, Васа очнулась от воспоминаний. Свекровь сестры завистливо трясла лисью шкуру и с придыханием ругалась: «Вот охальник, как есть охальник».

Василисе шкурки для сестры не жалко, все равно уже теперь, суждено ей приживалкой в доме Акулины. Вон сваха да нянька Серафима, так ее обозвали, что в пору топиться. Ан нет, не дождетесь. Вот стают снега, наймет она у мужиков и отстроит вотчину лучше прежнего, в память батюшки, часовню у дороги поставит, будет сирых и убогих привечать: кормить, одевать.

Василиса еще строила планы, а за нее уже все решили.

Во дворе стояли сани тысяцкого, и еще чей — то возок. Неужто самого Владыки?

А ведь и угадала боярышня.

Глава 26. Сватовство

Приехали сваты, да не простые. Правда без свахи, и сначала в трапезной закрылись, никому туда хода нет, ни челяди, ни жене Гордия Симеоновича.

Боярин даже и не догадывался поначалу, зачем такие гости важные пожаловали, а когда тысяцкий сказал первые слова: «У вас товар, у нас купец», так и вовсе растерялся. Дочь его еще млада, правда, заручиться с сыном тысяцкого возможно, парень всего на десять зим старше Аленушки. Так что за спешка?

Но Владыка остановил, улыбающегося во всю бородищу, Яреца.

Он достал из широкого рукава рясы, небольшую карту земель Новгородских.

Искусно сделанная монахами обители Святого Георгия, она поражала точностью и мелкими подробностями. Гордий пригляделся. А ведь это вотчина брата, убиенного. А что за черта такая, что делит на неравные части родовые земли?

Боярин засопел, уже догадавшись, куда клонит тысяцкий.

— Вот ты, норовишь на двух хряках усидеть, так-то невозможно, Гордий. Смирись, девку за знатного ратоборца отдашь, в свою семью примешь, тебе защита, роду слава. Есть у нас на него виды немалые. А тебе поддержка на вече и от посадника, и от тысяцкого. Власть, чтобы удержать, надо и на уступки идти. В малом, а иногда и в большем.

Гордий, молча, потел и пыхтел. «Ах, обскакали, увели из — под самого носа, такой лакомый кусок. Так бы за девку, сундуки с добром да терем братний отдал. А тут вотчина». Молчал, насупив брови, а в душе закипал гнев.

Пожевал блестящими губами, масло от блинов не успел стереть, и вымолвил: «Недужная она, куда ей замуж, убогая, в моем доме жить до старости будет».

— Отступись, Гордей, вотчиные земли брата твоего, половина монастырю отойдёт, половина за дочерью Василисой отдай. — Тысяцкий взглянул на посадника, ища поддержки, но тот отвел глаза.

— Моё, кровное забрать хочешь? Пришлому бродяге отдать, Не отдам!!

Ярец видел, как покраснел боярин, вот-вот лопнет от злобы. Встал из-за стола, вышел. А там ему навстречу Василиса кинулась.

— Васенька, дочка, а принеси нам всем кваску. Уж больно хорошо топите, дров не жалеете. — И подмигнул девушке карим оком.

Васа на дрожащих ногах пошла в бабий угол. Сама поставила кувшин с квасом, сама кубки выбирала, что наряднее, серебряные. Пошла с блюдом в трапезную. Тысяцкий перед ней распахнул украшенную затейливой резьбой дверь.

Дядя Гордий, красный, как вареный рак, так зыркнул, что в пору сомлеть о страуху, но вины девушка за собой не знала. Потому поклонилась гостям в пояс, и поставила блюдо с напитком на стол.

— Иди, милая, — перекрестивее, ласково проговорил Владыка.

Посидели и помолчали. Ярец все порывался что-то сказать, но владыка под столом наступил ему на ногу.

— Какое твое слово, Гордей Симеонович? — нетерпеливо спросил Посадник

— Вот вам Бог, а вот порог! — Боярин поднялся распаленный гневом, и отвесил поклон сватам.

Посадник понял, что дело не выгорело, тоже встал, и, пятясь, вышел из горницы. Тысяцкий крякнул от досады, выпил залпом свой кубок с квасом. Только Владыка остался невозмутим. Он строго посмотрел на упрямца, и этот взгляд не сулил боярину ничего хорошего.