Викинг и дева в огне

Северину некогда по сторонам глядеть, он всем дружинникам пример, и в бою, и в работе. Но его окликнул монах.

— Ты Северьян, варяг?

Воин только молча, кивнул.

— Владыка зовет тебя.

Северин, припорошенный каменной крошкой с головы до ног, так и поднялся наверх по лесам. В строящемся храме пахло известью и свежими опилками. на полу битые камни, остатки досок, ведра с водой.

Владыка стоял в белой рясе, поверх нее мантия с шелковыми цветными лентами, тремя рядами по две полосы в каждом — белая и красная, и снова белая. Мирон еще не старый, крепкий мужчина, и не грек, которых священников много в Гардарике, а славянин.

— Слышал я, что ты крестился здесь, в реке, и все кто в дружине твоей, из варягов тоже.

— Да, Владыка.

— Это похвально, а в Киеве ты бывал, в матери городов русских, храм Святой Софии видел?

— Дед мой бывал, а отец в Нормандию плавал, с тамошнего короля дань брал.

— В храм ходишь? Исповедуешься? — спросил пастырь, и лукаво улыбнулся.

Северин ничего не ответил. Что-то засвербело в душе, так бывало, когда враг прячется в засаде, и ты чувствуешь спиной его взгляд. А здесь и непонятно откуда ждать беды. Он шагнул к владыке и обнял того, роста они оказались почти одного. Монахи вскрикнули. Раздался скрип досок. И тут леса с треском подломились и все упали вниз. Один из монахов успел зацепиться за перекладину, висел, болтая ногами в кожаных сандалиях, другой, упал прямо на обломанные доски, и умирал в муках, пронзенный щепой в самую грудь. Северин с Владыкой, лежали в куче мусора, не раненые, живые, владыка сверху. Все произошло просто в миг, за один удар сердца. Тут же каменщики подбежали, подняли архиепископа и вынесли во двор. Северин от чужой помощи отказался. Спина болела от удара, но ребра были целы, дышалась свободно. Когда он, отряхиваясь, вышел на улицу, владыка уже отпевал погибшего монаха. Немолодой человек, он стоял на коленях, среди каменной крошки, кусков штукатурки, и читал заупокойную молитву. Не было ни кадила, ни свечи, священник приложил к губам несчастного свою золотую панагию, и замолчал.

Когда его попытались поднять, он отрицательно покачал седой головой в белом клобуке, с вышитым крестом. Прошло еще несколько мгновений.

Наконец он махнул выжившему монаху, тот помог подняться, с другой стороны владыку поддержал Северин.

— Господь через тебя посылает знамение, что это дело всей моей жизни, строить храмы на этой суровой земле. Выше и красивее, чем Киевские. Для того и спас. — Владыка перекрестился, глаза его смотрели не на тех, кто рядом, а будто сквозь время, в будущее. — Я буду молиться за тебя, варяг. Русские добро помнят..

И пошел к простой телеге, на которую положили завернутое в холстину тело. Владыка ушел вниз по мостовой, держась за края телеги, и долго слышалось, как он поет молитву, а монах ему подпевает.

Северин, вдруг подумал, что это даже лучшая смерть, чем в бою. Мученическая. Отец Нектарий говорил, что такие, воины Христа, сразу попадают в Рай.

Рай…А есть ли он? Но надо просто верить. Верить и жить дальше.

Глава 7. Нежданная радость

Наконец — то погоды встали хорошие, на полях крестьяне сеяли озимую рожь, освященными в церкви зернами, собранными на хлебный Спас. Солнце еще по-летнему яркое, но уже по-осеннему холодное, светило, но не грело. Дороги основательно подсохли, потому собрались в поход за данью. Перед дальней дорогой пусть и в свои земли, но оберег не помешает, рассудил Северьян и отправился к реке. На полпути он услышал пронзительный крик. Это ведь голос Васяты?!

— Отдай, это мое, даренное!

— А ты брешешь! Брехло брехло! — кричал другой отрок.

Варяг свернул от реки к деревне, и за кустами, на поляне, увидел четверых ребятишек. Двое, Васята и незнакомый отрок, дрались, а другие их подбадривали. В пыли валялся подаренный воином нож.

— А ну, стоять! — Голос у Северин вроде и не громкий, но такой, что у врагов мороз по коже, а тут мальчишки.

Он подбежал, и, расцепив руки дерущихся, развел мальчишек в стороны. Васятка был весь в пыли, из носа текла кровь, его противник, на голову выше, стоял с исцарапанным лицом.

— Эй, ты, — Воин показал на самого младшего. — Подбери нож, Ваське отдай. Это я подарил, запомнили?!

Малец подчинился, опасливо глядя на воина.

— А чо, мы ничо, — пробормотал он. Поклонившись воину, подтягивая штаны, троица удалилась вниз по тропинке к деревне.

Васятка, вытащил из онучи кожаный чехол, и спрятал нож, потом зажал пальцами нос, и громко задышал ртом.

— Пошли, — Северин схватил отрока за шиворот, и так, не отпуская ворота, притащил к реке. Там он сел на корточки и стал обмывать водой кровь с Васькиного лица.

— Больно, — захныкал тот.

— Терпи, что, как баба, ноешь.

Наконец кровь перестала капать.

Северин выпрямился и, хмурясь, чтобы скрыть улыбку, приказал: «Рубаху снимай, пока кровь не присохла, стирай».

Васька отшатнулся от друга, и не подчинился. Смотрел в землю, шмыгая носом.

— Сымай говорю! — И Северин дернул отрока за плечо.

— Сам сымай, — очень похоже передразнил мальчишка, и продолжил. — Мордофиля — дурак, да еще и чванливый