Лиза извела бы себя сама за это время.
Но поняла бы она, что именно натворила своим гребаным предложением? Нет!
Едва ли она подумала даже о том, что теперь, ссылаясь на ее слова, любой из участников игры мог выкупить и ее горячо обожаемую беременную подружку! До шести утра! Чтобы трахать ее до потери сознания! Глупо было бы надеться на то, что кто-то желал иного, увидев красивую девушку, и уж тем более поверил бы в ее беременность!
Люди, приходившие играть в «Чертог», не отличались жалостью и за свою жизнь перепробовали много запретного и откровенно криминального.
Они хотели адреналина.
Хотели эмоций на грани.
И могли получить это только здесь, где кровь, смерть и боль не были наигранными и никто не мог предугадать, чем закончится игра.
У дверей я слышал, как она кричала.
Звала Эйнара. И просила поговорить со мной, отчего я только клацнул челюстями, понимая, что совсем не успокаиваюсь, слыша это.
Во мне не было ни капли жалости. Не было даже желания узнать, что именно она сказала бы мне, войди я сейчас и покажи, что это именно я.
Что бы Лиза ни сказала сейчас, уже было поздно.
Процесс был запущен, и он был необратим.
Я вошел в комнату и закрыл за собой дверь, глядя только на Лизу, прикованную к железной спинке кровати, а девчонка тут же замолчала и притихла. Но не сникла.
Мои глаза быстро привыкли к темноте, и теперь я отчетливо видел не только очертания предметов, но и то, насколько напряжена девчонка.
Еще бы! Она стояла, выпрямив спину, и держалась подчеркнуто ровно и горделиво, даже если сжимала в ладонях края кровати так сильно, что ее руки дрожали.
Упрямая. Сильная. Этим она меня и цепляла так, как еще никто и никогда.
Но именно по этой чертовой причине мне хотелось в этот момент сделать ей так больно и жутко, чтобы она запомнила эту ночь навсегда.
Пусть станет сильнее, пусть будет еще упрямее.
Но пусть станет и мудрее, черт побери!
Только мудрецы и восточные философы могли позволить себе рассуждать о жизни и говорить правильные вещи. Мы же — простые люди — должны были пройти через ад, чтобы эти крохи мудрости остались навсегда в головах.
Я долго смотрел на девчонку, не позволяя себе приблизиться к ней.
Злился и чувствовал, как через эту ярость просачивается гребаное возбуждение.
Меня никогда не возбуждали слабость и бессилие женщин перед мужской силой.
Никогда не возникало желания унижать еще и в постели. Но обнаженная спина Лизы в эту секунду была верхом средоточия всех моих мыслей.
Жгло желание укусить ее за плечо от всей души, а потом проделать дорожку из поцелуев вдоль изящной впадинки, где шел позвоночник.
Хотелось придушить ее за сказанные слова, действие которых уже стало необратимым, но в то же время глубоко внутри я был восхищен ее отвагой и упертостью. Вряд ли кто-то решился бы на такое, кроме нее.
Лиза ждала.
Напряжение сквозило в каждом ее вдохе.
Мне даже казалось, что она пытается принюхиваться в попытках понять, кто же стоял за ней.
Интересно, как бы она отреагировала, если бы поняла, что это был именно я?
Я сделал шаг к ней, ощущая всем телом, как она дрогнула, но упрямо сжала губы, задышав быстро и порывисто.
Боится. И правильно.
Пусть боится еще больше! Пусть запомнит эту ночь как самую унизительную и мерзкую в своей жизни!
Я рывком снял с нее штаны, намереваясь напугать сильнее и видя, что мне это удалось, потому что Лиза дернулась и тяжело сглотнула желчь внутри, а я задержал дыхание от ее обнаженных ягодиц.
Несмотря на то что девчонка сильно похудела за последнее время, ее тело по-прежнему было восхитительным, а кожа всё такой же мягкой и гладкой. Как в ту ночь, которая не выходила из моей головы, что бы я ни делал.
Ее аромат. Ее близость. Мои воспоминания и жажда до нее играли со мной злую шутку, заставляя остановиться и замереть, чтобы не выдать себя прикосновениями, которые могли стать лишними.
— …Мне нужно поговорить с Варгом.
Ее голос не дрогнул, когда Лиза произнесла это, а меня словно ударило током.
Поговорить?
Чтобы оправдаться?
Чтобы пояснить свою гребаную позицию по вопросу, который изначально не должен был существовать?
Ярость затмила мозг настолько стремительно, что в какой-то момент мне показалось, что комната стала алой.
Я шлепнул ее от души!
С силой, на которую не рассчитывал, зная, что ей будет больно.
Почти сразу на ее белой коже образовался красный след моей ладони, словно след от ожога.
— Какого черта?!
Еще шлепок!
Сильнее. Больнее.
Со всей моей яростью, которой я не позволил бы вылиться ни во что другое, иначе ступил бы на путь того, что ненавидел всем сердцем и своим существом, — путь физического насилия.
Не знаю, сколько еще шлепнул ее и зачем шагнул ближе, касаясь ее ягодиц пальцами.
Очнулся лишь оттого, что Лизу вырвало.
От переизбытка эмоций.
От страха, от вероятного неприятия этой ситуации и осмысления того, что может произойти дальше.
Что произошло бы неизбежно, если бы тот жирдяй не оказался у врача без части руки!
Я понимал, что девчонка наказала себя сама, и нужно было остановиться на этом.