Викинги

У неё в суматохе свалилась с головы вышитая перевязка, и видны были прямые русые волосы. Карие глаза округлились, скулы мягкими бугорочками выступали на побелевшем лице. Она не отвечала Оттару, верно, со страху не многое понимала. Только то, что он не кричал на неё, не угрожал…

Ракни конунг на корме подал знак, останавливая вёсла: корабль приблизился к лодке вплотную и навис над ней тёмно-синей скулой, оцарапанной о кулаки валунов. Оттар совсем свесился наружу и медленно, не делая резких движений, протянул девушке руки:

— Ты думаешь, я равк, выскочивший из могилы? Потрогай меня, я тёплый, я живой.

Ужас перед незнакомцем сперва отогнал её к другому борту лодочки, так, что та чуть не перевернулась. Но мало толку спасаться вплавь от людей, на воде чувствующих себя едва ли не увереннее, чем на суше; а может, ей, как некогда Хельги, почудилось, будто у Оттара были совсем не злые глаза… Она тихо-тихо подняла руку и доверчиво тронула подставленную ладонь.

Наверное, она думала тут же отдёрнуть руку, отскочить… какое! Опустевшая лодка легко закачалась, отходя от корабля: Оттар выпрямился и перенёс девушку через борт.

Он поставил было её на палубу, но потом засмеялся и поднял рядом с собой на скамью, и только тогда её голова приподнялась над его плечом. Финны рождались малорослыми все как один, и подле Оттаpa это было особенно заметно. Викинги, посмеиваясь, сгрудились вокруг, и девчонка совсем помертвела, сообразив наконец, в какую переделку попала.

Хельги нашёл взглядом Луга и заметил, что ирландец покрылся красными пятнами и, не имея оружия, стискивал найденный под скамьями багор… Хельги понял, зачем. И похолодел, поймав себя на странном желании: ему захотелось встать рядом с монахом и заступиться за девочку — свалиться мертвым на палубу — но не услышать, как она закричит, когда с неё сдёрнут одежду…

Карк протянул руку и ущипнул девушку сквозь белую шубку. Решил, видно, потешиться хоть так: всё равно ему не скоро дадут её поцеловать. Она ахнула и прижалась к Оттару, как к родному, а Оттар оглянулся, увидел ухмылявшегося Карка и вдруг больно, хлёстко ударил его по руке… Карк отскочил, ссутуливаясь ещё больше. Как собака, что не признала хозяина переодетым, куснула его, получила пинок и теперь готова ползать на брюхе, вымаливая прежнюю ласку… Оттар обнял расплакавшуюся девочку, стал гладить встрёпанные волосы:

— Не бойся, Беленькая.

Ракни подошёл к ним, оставив правило.

— Хватит реветь! — проговорил он сурово. — Давай лучше рассказывай, куда тебя везли все эти люди!

Морской конунг никогда не имел семьи, и полудетские слезы Беленькой его только сердили. Не надо было долго разглядывать Ракни, чтобы понять: перечить ему не стоило. Разумная девушка всхлипнула ещё раз или два, утёрлась и начала говорить. Она всё ещё держалась за Оттара, и он, конечно, легко мог бы оторвать от себя цеплявшиеся пальцы, но не делал этого, только переступал с ноги на ногу и улыбался.

…Финны племени самэк, или Люди-олени, откочевали на острова ещё зимой, когда проливы схватило льдом и можно было проехать. Здесь не так мучил оленей злой прилипчивый гнус, и важенки спокойно телились в привычных местах, принося здоровый приплод. А кроме того, здесь всегда славно ловилась рыба и можно было досыта есть и в изобилии вялить про запас на ветру. Так было всегда на памяти рода, но не нынешним летом. Что-то случилось с неисчислимыми прежде стадами трески. Наверное, это нагая женщина Сациен прогнала её от берегов…

Тогда стали спрашивать мудрого нойду. Три дня нойда не ел и не пил и, наконец, взял звонкий бубен и поднялся духом к Пейве-Солнцу и к ясному месяцу, а потом спустился к мертвым под землю, в страну Ябме-акко-абимо… И поведал, вернувшись, что нужно принести в жертву коня. Белого коня из тех, на которых ездят тайа — высокорослые чужаки. А не сыщут коня, пускай к Богам уйдет человек.

Ехать искать коня было долго и хлопотно: по голым горам, через проливы, за множество островов. Времени минует — страшно сказать, а долго ли протянешь без доброй трески, на одних морских слизнях и птичьих яйцах, собранных по обрывам! Сам с голоду умрёшь и деток уморишь либо без оленей останешься, тоже не лучше. Вот и указали на неё старухи со стариками, и нойда одобрил их выбор, велел ей надевать праздничный белый печок, чесать волосы гребешком. И то: неужели не смилостивится Живущий-в-камне, не поможет правнукам, давшим ему крепкую, красивую, искусную в любой работе жену?..

— Вон там живет сеид… — указала Беленькая на каменного старика. — В прилив там всегда случается водоворот… Я должна была уйти к нему жить…

Он и вправду клокотал возле скалы, жадно поднимаясь всё выше… Беленькая смотрела заворожено. Оттар покосился на вождя.

— Сеид уже смилостивился, — сказал Ракни отрывисто. — Догоняй своих и растолкуй им, чтобы возвращались. Тайа покажут место, где на мелководье лежит великая рыба. Её, мне думается, хватит на всех.