Викинги

В полном виде обряд подразумевает строгую изоляцию в течение нескольких дней (покойник не должен показываться солнцу и общаться с людьми), а также пост (живые и мёртвые души пребывают, как известно, в разных мирах, а значит, не должны вкушать от одной пищи, ведь пища означает сопричастность). По «умершему» справляли самый настоящий траур, а когда ему приходило время «родиться», вождь дружины производил над ним ритуальные действия, которые при рождении ребёнка совершает его отец. А сам новоиспечённый воин, в знак своего нового рождения, получал всё новое: и одежду, и даже имя.

С течением веков элементы древнего ритуала отмирали один за другим. Но если мы с вами вспомним знаменитую процедуру посвящения в рыцари с её не менее знаменитым ударом меча плашмя по плечу, – в свете сказанного в этой главе мы легко догадаемся, что удар плашмя здесь обозначает настоящий смертельный удар. Прежнему человеку, не-рыцарю, положено умереть; вместо него рождается новый…

Отметим сразу же, что подобными ритуалами в древности сопровождалось не только вступление в воинскую дружину, но вообще всякое изменение социального статуса, переход в иное качество. Например, переход из мальчиков – в мужчины, из девочек – в девушки. И не забудем: то, что нам, сегодняшним, кажется просто красивым спектаклем и не более, древний человек воспринимал абсолютно всерьёз!

В этнографической науке существует целая отрасль, занятая изучением обрядов, сопровождающих смену общественного положения человека у самых разных народов. Эти обряды так и называют обрядами перехода. Сохранилось ли от них хоть что-нибудь в культуре современных цивилизованных стран, кроме архаического посвящения в рыцари? А как же! Взять хоть свадьбу: почему невеста надевает белое платье? Да потому, что в древности белый был цветом траура. Невеста переходит в род мужа, а значит, «умирает» для своей прежней родни. Отсюда и обычай брать фамилию мужа, и – особенно в деревне – обыкновение называть родителей мужа «матерью» и «отцом». А монашеский постриг? А крещение с его наречением имени?

Воинские умения

Цельного рассказа о том, что полагалось знать и уметь уважающему себя воину-викингу, в скандинавских сказаниях нет. Встречаются только отдельные эпизоды, иллюстрирующие необычайную силу, ловкость, сноровку того или иного персонажа, – вроде того, что приведен в главе «Воины-звери». Древнесеверные сказания вообще отличаются большой скупостью стиля, а повествовать предпочитают о вещах необыкновенных, о том, что кого-то удивило и потрясло. О том же, что и так было у всех каждый день перед глазами и вроде как само собой разумелось, они порою умалчивают. Но вот, например, что говорит предание об Олаве конунге сыне Трюггви, «самом сноровистом из людей, о которых в Норвегии рассказывают»:

«Он был необычайно силён и ловок, и многие рассказы об этом записаны. В одном из них говорится, что он влез на Смальсархорн и укрепил свой щит на вершине этой скалы. Рассказывают также, как он помог одному из своих людей, который влез на эту скалу и не мог ни взобраться выше, ни спуститься вниз. Конунг поднялся к нему и, обхватив его рукой, спустился с ним вниз на землю. Олав конунг ходил по вёслам за бортом корабля, в то время как его люди гребли, и он играл тремя ножами так, что один был всё время в воздухе, а рукоять другого – в его руке. Он рубил одинаково обеими руками и метал сразу два копья…»

Между прочим, ловкое жонглирование ножами упоминается даже в сказаниях о Богах. Гюльви конунгу приснилось, будто он попал на небо и узрел там чертоги, принадлежавшие Богам и душам павших героев, взятых в небесную дружину. И что же? «У дверей того чертога Гюльви увидел человека, игравшего ножами, да так ловко, что в воздухе всё время было по семи ножей…» Естественно, герою, взятому на небо за великие подвиги, полагалось всё делать лучше других.

А вот эпизод из сказания, повествующего о событиях XII века. Он заставляет вспомнить то, что говорилось в прошлой главе о посвящении в ирландскую дружину. Харальд – норвежец, выросший в Ирландии, – рассказывает Магнусу сыну конунга об этой стране и о том, что там «есть люди такие скорые на ногу, что никакая лошадь не может их обогнать». Себя, впрочем, он к таким умельцам не причислял. Магнус не поверил, дело дошло до обвинений во лжи, а потом и до вызова на состязание.

«Магнус начал отмеривать расстояние. Харальд сказал:

– Расстояние слишком длинно.

Тогда Магнус ещё удлинил его и сказал, что даже так оно слишком коротко. Собралось много народу. Началось состязание. Харальд всё время держался вровень с плечом лошади, и когда они достигли конца отмеренного расстояния, Магнус сказал:

– Ты держался за подпругу, и лошадь тащила тебя.

У Магнуса был очень быстрый гаутский скакун. Они побежали снова. На этот раз Харальд всё время бежал впереди лошади. Когда они добежали до конца, Харальд сказал:

– Ну что, держался я за подпругу?

Магнус говорит:

– Теперь ты бежал впереди.