Викинги. Ирландская сага

И потому Торгрим откинулся на густой мех и попытался не обращать внимания на сильнейшую боль в плече и суету вокруг себя, на голоса людей, входивших и выходивших из дома, на шум города за его стенами, где стучали молотками, работали и торговали, на крики чаек, дерущихся за объедки, и на мужчин, женщин и детей, живущих своей жизнью. Закрыв глаза, он думал о море и корабле, рассекающем темно-синие воды и оставляющем белопенный след за кормой. Он представил, как стоит у руля, чуть перекладывая его то на левый борт, то на правый, чтобы удержать на прямом, как стрела, и верном курсе.

Путь его лежал на восток. Он уводил прочь от проклятого Дуб-Линна и Ирландии, с ее сражениями, предательством и болью. Он вел обратно к его ферме в Вике, к его детям и дому. Он выздоровеет и возьмет с собой сына и тестя, если те согласятся, конечно, наберет экипаж, и поведет свой корабль на восток, единственно правильным курсом.

Минуло шесть месяцев с той поры, как Руарк мак Брайн отобрал Тару у претендента Фланна и восстановил на престоле род Маэлсехнайлла мак Руанайда. Минуло целых полгода — в течение которых весенние дожди сменились жарким летом, Ирландия зацвела пышным цветом в изобилии и богатстве, овцы и прочий скот нагуляли жир, бурая земля потерялась под пышным ковром пшеницы и ячменя, — прежде чем у отца Финниана появилась возможность побывать на севере.

А когда он наконец отправился в дальний путь, снова пошли дожди, принеся с собой сильные холода и ветры, предвестники наступления осени. Урожай убрали, запасы на долгую зиму заготовили, а он, зябко поеживаясь, стоял перед очагом, в котором горели торфяные брикеты, в келье писца в аббатстве Келлз, в десяти днях пути верхом от Тары.

Аббатство стояло на том же самом месте, что и триста лет назад, и долгие годы прозябало в небрежении и запустении, но вновь расцвело еще на памяти отца Финниана, когда сюда с побережья бежали монахи Колумбанского ордена, подвергшиеся бесчисленным нападениям варваров-язычников. Но даже это не уберегло монахов от гнева норманнов, которые, словно лесной пожар, рассеялись по всей Ирландии, поскольку целью их набегов теперь были не только прибрежные земли.

Финниан протянул руку к едва теплящемуся огню, после чего, испытывая чувство вины, подбросил в него еще один торфяной брикет. Тот затрещал и вспыхнул ярким пламенем, и волна жара лизнула озябшие и онемевшие руки Финниана. Он только что задал дополнительную работу какому-то крестьянину, несчастному бедолаге, которому предстояло провозиться в торфяном болоте лишний час, чтобы вырезать еще один брикет, только потому, что он, Финниан, пожелал поскорее согреться.

Его старый друг отец Айнмир сидел за высоким письменным столом позади него. Айнмир ничуть не возражал против лишнего брикета торфа в очаге, ему даже не пришло в голову, что Финниан проявляет расточительность, потому что, по мнению Финниана, он был самой щедрой душой на свете. Еще одним примером такого великодушия было то, что, сгорая от желания услышать последние новости, которые привез ему Финниан, о чем последний прекрасно знал, его друг готов был ждать, выказывая достойное всяческого восхищения терпение, пока Финниан не согреется.

Ветер с воем набрасывался на каменные стены и окна, отыскивая в них трещины и щели, и по комнате гуляли сквозняки. В камине метался огонь, язычок пламени свечи на столе Айнмира тоже трепетал и раскачивался из стороны в сторону, а мужчины наслаждались дружеским молчанием.

— В этом году в Бреге дьявол сорвался с цепи. Во всяком случае, так говорили мне те немногие странники, что проезжали здесь, — заговорил наконец Айнмир.

— Да, там побывал сам дьявол, друг мой, но и ангелы не оставили нас своим вниманием, о чем я рад сообщить тебе.

Финниан развернулся лицом к Айнмиру, подставляя спину живительному теплу очага. Одна половина лица Айнмира была освещена желтым пламенем свечи, а другая оставалась в тени. Протянув руку, он взял из чернильницы перо, всем своим видом выказывая равнодушие. Правда, получилось это у него неважно.

Распространение сплетен, несомненно, было грехом, а столь страстная жажда новостей не приличествовала духовному липу, но интерес Айнмира к событиям внешнего мира был продиктован не только простым любопытством. Перед ним лежал клочок пергамента, на котором он собирался записать те новости, что поведает ему Финниан.

Немного погодя он перепишет их в толстый сборник анналов, вести который было его святым долгом, также как и его собратьев-монахов. В этих анналах содержалась вся история Ирландии, они представляли собой запись всех мало-мальски важных событий, равно как и способ отмечать прошедшие дни и месяцы, дабы рассчитать очередную дату переходящих праздников.

— До нас дошли слухи, что Бригит ник Маэлсехнайлл вышла замуж, — начал издалека Айнмир.