Викинги. Между Скандинавией и Русью

— Откуда эта зазубрина на таком славном оружии?

— Чтоб ему ослиные зубы съесть! Это зазубрина от зуба Хамыца».

После этих слов Батраз мгновенно зарубил Сайнаг-алдара его же мечом⁵¹⁰.

Здесь чрезвычайно интересно совпадение сюжетов скандинавской «Саги о Греттире» и осетинского эпоса о Батразе. В обоих случаях смерть от собственного оружия происходит в форме кровной мести: Торстейн Дромунд мстит за смерть брата и убивает Крючка его же собственным мечом; Батраз мстит за смерть отца и так же убивает Сайнаг-алдара его мечом. Так же в обоих случаях убийца не узнает мстителя и добровольно отдает ему свой меч. Причем совпадение сюжетов наблюдается вплоть до деталей: Крючок, завладев мечом Греттира, тот час же ударил его по голове так, что на мече в середине лезвия получилась зазубрина⁵¹¹, точно так же зазубрина получилась и на мече Сайнаг-алдара от удара по зубам Хамыца.

Говоря об аналогиях сюжету смерти от собственного оружия, можно отметить, что есть они не только в скандинавском и осетинском материалах. Подобные сюжеты удалось найти и в другом кавказском эпосе — чечено-ингушском. В эпосе «Муцул и Секи» и в его варианте «Цепа» рассказывается, как народный герой задумал убить жестокого князя. В версии «Муцул и Секи» особенно отмечается, что князя Секи может поразить только его собственная шашка. Для этого герой крадет его шашку и ею убивает Секи⁵¹². Причем в версии «Цепа» герой особенно акцентирует на этом внимание и восклицает: «Голову князя сносит княжеский меч»⁵¹³.

На основании изложенного материала можно сделать некоторые предварительные выводы. Смерть от собственного оружия всегда выступает как наказание за нарушение традиций и законов, т. е. за те проступки, которые сами по себе могут караться смертью. В случае с Торбъерном Крючком и Сайнаг-алдаром это наказание является кровной местью за убийство родича; в случае с конунгом Гейрредом в «Речах Гримнира» это божественное наказание со стороны Одина; в случае с Атли в «Саге о Нъяле» это можно представить как наказание «отрицательного» персонажа, нарушившего законы (он был объявлен вне закона в Швеции и Дании), вступившего в связи с этим в конфликт со шведским и датским конунгами, да еще и посмевшего напасть на одного из главных героев саги.

Согласно «Старшей Эдде» люди, нарушившие клятву или совершившие недостойное убийство (каковыми являются все рассмотренные персонажи), отправляются в Хелль «Там она видела — /шли чрез потоки / поправшие клятвы, /убийцы подлые…»⁵¹⁴ (Прорицание Вельвы).

В случае с Торкелем Глиной герой гибнет от своего оружия потому, что был лишен удачи и так распорядилась судьба: не случайно убившему его человеку, хотя он и был пленником, ярл Эйрик (будучи союзником убитого!) дарует жизнь. Вагн, сын Аки, в этом сюжете безусловно выступает как носитель удачи. Он дал обет убить своего врага Торкеля Глину и жениться на его дочери, и ему это удалось. Следовательно, ему удача сопутствует. А Торкель, которому она не сопутствует по сюжету саги, а следовательно, и по представлениям того времени, был достоин смерти от своего оружия и даже не был отмщен.

Влияние удачи на судьбу (и в первую очередь на смерть) также имеет прямое отношение к нашей теме. Напомним, что в тексте русско-византийских договоров и при описании обряда клятвы в Повести временных лет вместе с оружием фигурируют на первый взгляд неожиданные предметы: обручи («А некрещеная Русъ полагають щиты своя и мечъ своъ наги, обручъ свое и прочаа оружья» в договоре 944 г.) и золото («приде на холмъ, кде стояше Перунъ, и покладоша оружье свое, и щиты, и золото» в договоре 944 г.). Золото также фигурирует в тексте договора 971 г., хотя и в каком-то малопонятном контексте («будемъ золоти, яко золото, и своимъ оружьемь да исъчени будемъ»). По распространенной версии, «обручи» договора 944 г. — это шейные гривны. Вероятно, при исполнении клятвы они выступали символом богатства, как и упомянутое «золото», которое русы складывали вместе с оружием «на холмъ, кде стояше Перунъ». Использование символов богатства в клятве подтверждается и апелляцией в этой же клятве к Волосу — богу богатства (в одной из своих ипостасей). Участвующее в клятве «богатство» напрямую связано с представлением об удаче, что, как будет показано ниже, также имеет аналогии в воинской культуре Северной Европы. Для варварского общества в целом характерна определенная сакрализация «богатства». Согласно представлениям многих варварских обществ в вещах (в «богатстве»), принадлежащих человеку, заключена частица его самого.