Викинги. Скальд

Нет, свеи не забыли поставить дозорных. Вот один стоит опершись на копье, заметил мальчик, в его железном шлеме, до блеска натертом песком, отражается бледный месяц. Вон второй, еще дальше, как будто ходит, хотя и пошатывается… И у свейских ладей кто-то не спит, оттуда разносится по реке бурчание неразборчивых голосов, слышал он.

Впрочем, дозорные далеко от него. Если осторожно проползти к тем кустам, оттуда – уже и до деревьев рукой подать, намечал Любеня. А там – сразу в чащу, в темноте не найдут, не догонят, даже если и заметят что.

Вот она, свобода, перед ним! Аж дух захватывает, до чего близко!

Он уже представлял, как будет сидеть среди родичей на толковище, хоть и малый, но на почетном месте. Будет небрежно рассказывать, как провел чужаков, а все вокруг будут слушать, развесив уши, и удивляться на такую бойкость. «Будет ему почет от родичей!» – сладко представлялось мальчику. Только бы мамка по попе не налупила за всю его лихость, она – может.

И все-таки медлил. Сделать первый шаг было жутко до дрожи.

– Эй, полич… – вдруг услышал он шепот.

Вздрогнул. Оглянулся, уже узнав голос. Точно – щекастый Алека. Проснулся, оказывается, наблюдал за ним.

– Ты что, полич, собрался куда?

Любеня, не надеясь на голос, только помотал головой.

– Слышь, полич, ты давай, развяжи меня! А то закричу! – шипел Алека. – Закричу, слышишь?

И ведь закричит! – с отчаянием понял мальчик. Закричит, толстогубый, всех переполошит!

Вместо спасительных кустов пришлось ползти к нему…

– Сильнее, сильнее, веревку дергай! Да что ты как нежить бестелесная! Зубами, зубами тяни, слабосильный! – скрипел Алека.

А он и дергал. И зубами тянул, и пальцами, но крепкие свейские узлы, затянутые незнакомым, причудливым способом, не поддавались.

– Да тяни же, тяни сильней, тебе говорят!

– Сейчас… сейчас, я мигом… – горячо шептал Любеня. – Тут камушками надо! Камушками перетереть! – внезапно догадался он. – Я сейчас, мигом, за камушками…

– Куда?! Стой!!!

Как Алека ухитрился извернуться и прижать его к земле связанными ногами, Любеня не понял. Только почувствовал, как тяжелые, толстые ноги-бревна вдавили его лицом в траву, услышал, как во все горло заголосил олич:

– На помощь! На помощь! Пленный убегает!

Мальчик все-таки выполз, выдернулся из-под этих тяжелых ног, но воины уже вскочили от криков, бежали к ним со всех сторон.

– Его берите! Его! Это он убежать хотел! – кричал Алека. – Это сын самой Сельги, держите его! Я поймал для вас сына Сельги! Держите его! А меня отпустите за это! Слышите?! Отпустите!..

Олича не отпустили. Двинули ногой в зубы, чтобы угомонить. Из разбитого рта сразу потекли к подбородку две тонкие струйки крови. Любеню уже держали за локти крепкие, мужские руки, а он все оглядывался на Алеку, с удивлением видя, что по лицу олича течет не только кровь, но и слезы.

А почему у него? – недоумевал Любеня. Разве это его предали? Ведь это он предал! Сам Алека и предал! Маленького предал! Которого, как положено старшему, должен защищать и оберегать! Почему же он плачет, словно это его обидели?

И тогда мальчик почувствовал, как колко защипало в носу и под горло покатил тугой, шершавый комок.

Он тоже заплакал. Взахлеб, навзрыд, громко и горько всхлипывая, хотя был мужчиной и воином, которому плакать совсем не к лицу…

5

Для ярла Рорика эта ночь тянулась. И пива, вроде, выпил немало, и задремывать уже начал, а тут – тревога. Разгулялся, и снова сна ни в одном глазу.

Пленных заново увязали, мальчишку спутали теперь как взрослого, раз он, щенок, чуть не вырвался на свободу. «Прыткий, оказывается, щенок! И ведь почти убежал, звереныш, еще немного, и шмыгнул бы в лес – а там, пойди, найди его в темноте», – толковали ратники.

Шум в становище скоро улегся. Воины опять похрапывали на разные голоса, громко рыгали во сне от хмельного пива и сытного ужина, а молодой ярл все еще не ложился на походную куртку из кожи. Прошелся по берегу, проверил дозорных, потом присел к догорающему костру, смотрел на тлеющие и потрескивающие угли, задумчиво теребил бороду и усы. С досадой косился на спящих дружинников, завидуя их безмятежности.

Хорошо простым воинам, у них не бывает других забот, кроме как сражаться, есть, пить и любить захваченных женщин, думал он. А ему, ярлу, ведущему за собой дружину, нужно заботиться обо всем сразу.

Впрочем, думал он не только об этом…

Тихо подошел старый Якоб-Скальд, сел рядом, тоже уставился на багровеющие угли, такие живые среди окружающей тьмы. Рорик вопросительно глянул на него. Старый воин успокаивающе покивал, мол, все в порядке, все тихо.

После ярких углей ночная тьма за спиной казалась еще непрогляднее. Монотонно плескались воды чужой реки, глухо перешептывались деревья в незнакомой чаще, где-то вдалеке негромко ухала ночная птица. Пустынно, спокойно, но в этом безлюдье чужой земли все-таки было что-то настораживающее, казалось молодому ярлу. Или – казалось?

– Не спится? – спросил скальд.

– Думаю, – коротко ответил Рорик.