Викинги. Заклятие волхвов

– А… А мне сказали, что ты здесь, что видели тебя… – сразу растерялся Длиннорукий.

– Раз сказали – другое дело. Выходит дело, здесь я. Чего тебе, Риг?

– Ага! Ищу тебя, ищу по всему острову, все оббежал, а ты здесь, оказывается! А я ищу… – Риг шумно почесал в затылке всей пятерней, потом аккуратно разгладил едва пробивающиеся усы.

Сьевнару захотелось сказать, что найти человека на собственной лежанке – невелика хитрость. Здесь и надо было искать в первую очередь, а не шнырять по всему острову, как мышь в амбаре.

Он сдержался.

Длиннорукий был совсем молодым воином, из северных данов. В Миствельд попал вместе со старшим братом, знаменитым стрелком из лука Фроди Глазастым. Они оба до сих пор выговаривали слова тягуче и непривычно, словно пережевывали вязкую кашу. Смешно говорили.

Сам Риг, в отличие от прославленного брата, не отличался умом. Если совсем честно – ума у него не больше, чем у пятилетнего. Хоть внешне и похож на брата, но по-особому, как хулительный стих-нида похож на величальную драпу. У Фроди Глазастого движения быстрые, собранные и глаза цепкие, острые, словно прицеливаются каждый миг, никто не может быстрей его наложить стрелу на тетиву и в мгновение попасть точно в цель, словно руками положить. А этот всегда словно в полусне, на лице – бездумно-глуповатое выражение. Зато Риг добрый и безотказный. Боги не наделили его умом, зато доброты отмерили за троих, знали все в братстве. Над таким смеяться – что над ребенком.

Дело было уже под вечер, Сьевнар сидел в пещере-комнате на своей лежанке, зашивал при свете очага порванный рукав зимней куртки из овчины. Ждал сигнала к общей вечерней трапезе.

Раскаленная каменка трещала поленьями и дышала жаром. После дня, проведенного на морозе, было приятно греться возле огня, неторопливо ковыряя иглой грубое сукно с подшитым внутрь мехом. Сьевнар чувствовал: от тепла и покоя глаза постепенно начинают слипаться.

Обстановка в комнате была скудной, два десятка деревянных лежанок-нар да несколько грубо сколоченных табуретов. По стенам на вбитых крюках развешаны оружие и одежда. Дымоход очага искусно выведен вверх, дыма в пещере почти не чувствовалось, зато тепло струилось по всему помещению.

Кров и тепло… И дружная ратная семья… Что еще нужно воину? А вся эта изнуряющая тоска по женским руками и глазам – это от зловредного колдовства троллей, не иначе…

Сангриль, любимая… Где ты сейчас, что с тобой?..

– Складный, слышишь что ли? – не отставал Риг.

– Ну, чего тебе? Зачем искал? – откликнулся Сьевнар, перекусывая нить.

– Так это не я, это Гуннар Косильщик тебя искал. Послал меня сказать, что будет ждать тебя в роще Одина. Сказал, чтоб ты пришел к нему.

– Для чего? – Сьевнар еще раз критически осмотрел собственную работу.

Не слишком красиво, но перед кем ему красоваться? Держать будет, это главное.

– Откуда я знаю? Он не говорил. Сказал только – найди мне Сьевнара Складного, скажи, чтоб пришел в рощу Одина. А зачем – нет, не сказал, – обстоятельно объяснил Длиннорукий. – Гуннар Косильщик всегда так, скажет – сделай, а зачем – не скажет. А как у него спросишь, если он – старший?

– Ладно, сейчас иду.

– Сьевнар…

– Чего еще?

– Чего сказать хотел… – задумался Риг. – А, вот чего! Мне брат рассказывал, он недавно ходил в гард Хильдсъяв на кнарах-баржах, видел там Свейгдира Большой Рот, а тот знает Радборта из Муспель-фиорда, который дружен с Гулли Медвежьей Лапой… Так вот Медвежья Лапа рассказывал Радборту, когда пил с ним пиво, что конунг Рорик Неистовый грозился… Или – нет, не так! – перебил сам себя Длиннорукий. – Вспомнил! Это Свейгдир Большой Рот дружен с Гулли Медвежьей Лапой, это с ним он пил пиво, а потом Свейгдир рассказывал Радборту из Муспель-фиорда… Или – нет… Сейчас, сейчас, вспомню… – окончательно запутался он, напряженно наморщив узкий лоб.

– Да чтоб ворон Мунин, вещая птица, клюнул в задницу Свейгдира Большой Рот и Радборта из Муспель-фиорда и заодно Гулли Медвежью Лапу, который хлещет пиво со всеми воинами на побережье! – не выдержал Сьевнар. – Ты дело говори! Что там грозился конунг Рорик? Говори уже!

– Сейчас, сейчас… Ага! Так вот конунг Рорик грозился во всеуслышание, что все равно расправится с тобой, как с презренным нидингом, будь хоть ты трижды воином братства. Мол, все равно рано или поздно ваши дороги пересекутся, боги не допустят, чтобы смерть брата осталась не отомщенной. Так и говорил, мол, так и грозился…

– Теперь понятно.

На миг мелькнула безумная надежда узнать что-нибудь о Сангриль, вопрос о ней чуть было не соскочил с языка, но Сьевнар так и не задал его. Сам тут же понял: даже если Медвежья Лапа говорил о ней, когда, как обычно, пил с кем-то пиво, откуда об этом знать Длиннорукому?

– Сьевнар…

– Что?

– Неужели ты совсем не боишься мести конунга Рорика?

У кого другого такой вопрос прозвучал бы как оскорбление, не честь для воина признаваться в собственном страхе. Пожалуй, лишь дурачок Риг мог задать его так, что это не прозвучало обидно. Как ребенок, который искренне, без задней мысли интересуется всем подряд.

– Нет, не боюсь, – чуть помедлив, ответил Сьевнар.