Викки

Помедлив, она выбрала для начала письменный стол, стоявший между окон. Выдвижной ящик под крышкой стола оказался заперт, и, обследовав медную скважину, Викки обнаружила, что она исцарапана и стерта, словно ящик открывался бесчисленное множество раз и ключ вставлялся нетвердой, дрожащей рукой. Быстро оглянувшись на бабушку и убедившись, что та по-прежнему спит, девушка вставила ключ, повернула его и выдвинула ящик.

Все, что она обнаружила, — это маленький альбом для фотографий в кожаном переплете. Не колеблясь ни секунды, девушка вытащила альбом, сунула его под мышку и, заперев ящик, осторожно положила ключ на прежнее место — рядом со шкатулкой. Только после этого она перевела дыхание и оглянулась: спит или не спит бабушка? Глаза закрыты, но обычного похрапывания не слышно.

Успокоив свою совесть тем, что берет альбом совсем ненадолго, Викки побежала к себе в комнату. Но и там она не решилась его открыть. Она быстренько переоделась в брюки для верховой езды, плотно облегающий жакет, нацепила жокейскую шапочку и выскочила из дома, держа в руках легкую кожаную сумку, куда обычно клала бутерброды для себя и яблоко для лошади. Сейчас в сумке лежал альбом.

Через пятнадцать минут Викки уже сидела у могилы отца, держала на коленях альбом в кожаном переплете и никак не могла решиться открыть его. Было так страшно разочароваться, обнаружив, что ее настоящий отец не имеет ничего общего с тем прекрасным образом, который она себе придумала!

Правда, школьная подружка Викки Дарси Вудроу находила романтичной ситуацию, когда правда о твоих родителях окутана тайной. Но Викки слишком хорошо знала, как мало романтики в сиротской доле, каково это — плыть по волнам жизни в одиночестве и не иметь возможности бросить якорь в тихой безопасной бухте. Иногда она казалась себе призраком, блуждающим по темным коридорам огромного дома Сен-Клеров с его шорохами в углах и немыслимыми сквозняками.

Внешне все в этом доме выглядело солидно и импозантно, но из разговоров слуг Викки знала, что ретроградство и самодурство деда всем стоят поперек горла. Слуга здесь не мог позволить себе даже малейшей небрежности или отступления от порядка, не рискуя тут же лишиться места. У самой Викки, например, сменилось множество нянек, и причины, по которым ни одна из них не задерживалась, были столь незначительными, что Викки их даже запомнить не могла. Просто с детства у нее вошло в привычку не привязываться к слугам и няням.

Она постоянно завидовала Дарси — та вела нормальную человеческую жизнь, жила в современном доме со светлыми комнатами, простой мебелью и яркими полотнами импрессионистов на стенах, не имевшими ничего общего с потемневшими масляными портретами, развешанными по коридорам особняка Сен-Клеров. Пусть этим портретам и не было цены, как не раз громогласно заявлял дед, но что до Викки, то на нее созерцание умерших предков нагоняло лишь тоску и уныние.

Временами ее охватывало ощущение удушья — она чувствовала себя пленницей в доме, в котором за каждым твоим шагом следят, выйти из которого без разрешения нельзя. В тех редких случаях, когда ей позволялось посетить школьный праздничный вечер, дед не ложился спать до тех пор, пока Джонсон, его личный шофер, не привозил внучку домой. И начиналось: во что играли? Были ли на вечере мальчики? Если были, то говорили они с ней или нет, и о чем говорили… и в том же духе.

Всем ее одноклассницам было известно, что за пределами школы Викки Сен-Клер ведет монашески суровую жизнь. Приходящие после выходных ученицы могли часами рассказывать о своих свиданиях; обитатели общежития и пансионов похвалялись вылазками к частной школе Сэнсана, где у обвитой плющом стены, разделявшей два учебных заведения, их ждали мальчики, но Викки, если бы даже и хотела, не смогла бы ничего сочинить — ей бы просто никто не поверил.

Когда девчонки мечтательно вспоминали о поцелуях в вечерних сумерках, Викки хранила молчание. С одной стороны, она им завидовала, с другой — ни один из мальчишек не казался ей привлекательным: они были какие-то глупые, и о чем она бы стала с ними говорить? И все же, несмотря ни на что, она мечтала о первом свидании, первом поцелуе, ей очень хотелось получить цветы или любовное письмо от какого-нибудь незнакомца.

Когда раз в месяц на танцевальный вечер в школе приглашались сэнсановские мальчики, она танцевала с ними до упаду, но ни один не предложил ей встретиться в городе или у знаменитой стены.

Викки знала, что одноклассницы за глаза зовут ее Принцессой, и прозвище это приводило ее в отчаяние. Родители многих девочек могли считать себя богатыми людьми; если на то пошло, в кейботской школе принципиально не держали стипендиатов.