Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3

– Дорогой Портос, – начал он, внезапно нарушая молчание, – я хочу рассказать вам о плане, придуманном д’Артаньяном.

– О каком плане, друг Арамис?

– Плане, которому мы будем обязаны нашей свободой; ее мы обретем не позже чем через двенадцать часов.

– А, вот вы о чем! Ну что ж, говорите!

– Вы заметили, наблюдая сцену, имевшую место между нашим другом и офицером, что существуют известные приказы, стесняющие действия д’Артаньяна по отношению к нам?

– Заметил.

– Так вот, д’Артаньян хочет заявить королю об отставке, и во время замешательства, которое будет вызвано его отъездом, мы выйдем в море или, вернее, вы, Портос, выйдете в море, если окажется, что бежать можно только одному.

Портос, покачав головой, ответил:

– Мы спасемся вместе, друг Арамис, или вместе останемся.

– У вас благородное сердце, – сказал Арамис, – но ваше мрачное беспокойство огорчает меня.

– Я не обеспокоен.

– В таком случае вы сердитесь на меня?

– Нисколько.

– Тогда, дорогой друг, откуда этот унылый вид?

– Сейчас объясню: я составляю свое завещание.

И с этими словами славный Портос с грустью посмотрел в глаза Арамису.

– Завещание! – воскликнул епископ. – Неужели вы считаете себя погибшим?

– Я чувствую усталость. Это со мною впервые, а в моем роду обычно бывало… Мой дед был втрое сильнее меня.

– О, значит, ваш дед был Самсон.

– Нет, его звали Антуан. Однажды, приблизительно в моем возрасте, собравшись на охоту, он почувствовал слабость в ногах, чего никогда до этого с ним не случалось.

– Что же означало это недомогание, друг мой?

– Ничего хорошего, как увидите. Все еще жалуясь на слабость в ногах, он встретился с вепрем, который пошел на него; дед выстрелил из аркебузы, но промахнулся, и зверь распорол ему живот. Дед умер на месте.

– Но из этого вовсе не следует, что и вы имеете основания тревожиться за себя.

– О, сейчас вы поймете. Мой отец был вдвое сильнее меня. Это был суровый солдат, служивший Генриху Третьему и Генриху Четвертому; звали его не Антуан, а Гаспар, как господина де Колиньи. Всегда на коне, он не знал, что такое усталость. Однажды вечером, вставая из-за стола, он почувствовал, что у него подкашиваются ноги.

– Быть может, он за ужином чуточку переусердствовал и потому немного пошатывался?

– Что вы! Друг господина де Бассомпьера? Да разве это возможно? Нет, говорю вам, совсем не то; он удивился и сказал матери, которая посмеивалась над ним: «Может быть, и я также увижу вепря, как мой покойный отец, господин дю Валлон». И, преодолев эту слабость, он пожелал сойти в сад, вместо того чтобы лечь в постель; на первой же ступеньке у него опять подкосились ноги; лестница была крутая; отец ударился о каменный выступ, в который был вделан железный крюк. Крюк раскроил ему череп, он умер на месте.

– Тут и в самом деле два поразительных случая рокового стечения обстоятельств, но давайте не будем делать из этого вывод, что нечто подобное может иметь место и в третий раз. Человеку вашей физической силы, Портос, не к лицу быть столь суеверным. К тому же совсем не заметно, чтобы ваши ноги подкашивались. Никогда еще вы не держались так прямо и не имели такого великолепного вида. Вы могли бы снести на плечах целый дом.

– В данную минуту я чувствую себя хорошо – это верно, но только что я пошатывался и колени у меня подгибались, и за короткое время это случилось со мною четыре раза. Не сказал бы, что это пугает меня, но – черт возьми! – это чрезвычайно досадно. Жизнь – приятная вещь. У меня есть деньги, есть прекрасные земли, есть любимые лошади, есть друзья, которых я очень люблю: д’Артаньян, Атос, Рауль и вы.

Чудесный Портос даже не считал нужным скрывать, какое в точности место занимает Арамис в его сердце.

Арамис пожал ему руку.

– Мы проживем еще долгие годы, – сказал ваннский епископ, – дабы сохранить для мира образцы редкостных ныне людей. Доверьтесь мне, дорогой мой друг! У нас нет ответа от д’Артаньяна, и это хороший знак. Он, должно быть, приказал уже кораблям собраться всем вместе и очистить море. Что до меня, то я только что отдал распоряжение перекатить на катках баркас к выходу из большого подземелья Локмария, того самого, вы его знаете, где мы столько раз устраивали засаду на лисиц.

– Да, помню; оно выходит к небольшой бухточке, к которой ведет узкий и тесный проход, открытый нами в тот день, когда от нас ускользнула та восхитительная лисица.

– Вот именно: в этом подземелье и будет укрыт на случай несчастья баркас; он должен быть уже там. Мы дождемся благоприятного момента, и этой же ночью – в открытое море!

– Мысль хорошая, но что она даст?

– А вот что: никто на всем острове, кроме нас с вами да еще двух-трех охотников, не знает этой пещеры или, вернее, выхода из нее; и, таким образом, в случае занятия острова разведчики, не обнаружив ни одного судна, решат, что бежать с острова невозможно, и перестанут охранять берега.

– Понимаю.

– Ну, как ваши ноги?

– О, сейчас превосходно!