Виктор

— К ужину–то вернусь, но вот мой магический резерв к этому времени может и не накопить достаточное количество энергии, — проговорила она, задумчиво хмуря соболиные бровки, поселившиеся на прекрасном лице греческой богини. — Возможно, тебе придётся задержаться.

— Хорошо, — кивнул я и вдруг услышал приглушённый писк клаксона. Кто–то сигналил возле парадного входа.

— Мне пора! — поспешно выдохнула Вероника, поцеловала меня в щеку и походкой от бедра двинулась прочь.

— Всё настолько серьёзно, что ты даже не стала скрывать от очередного воздыхателя своё местожительство и настоящее имя? — бросил я в её обнажённую спину, которую не скрывало платье.

— Да, — обернувшись, улыбнулась она. — Ревнуешь? Ну тогда ты свози меня на выставку мэтра Яцика. Он очень известный таксидермист из Речи Посполитой. Мэтр всего три дня пробудет в нашем городе.

— Не люблю чучела, — пробурчал я.

Решительно открыл дверь чёрного хода, проник в особняк барона и сразу двинулся в подвал.

По пути мне довелось встретить что–то жующего Марка. Он при виде меня удивлённо выпучил глазёнки и промычал:

— А ты как тут оказался?

— Ты спишь… Марк… я тебе снюсь… — потусторонним голосом провыл я, прошёл мимо розовощёкого некроманта и стал спускаться по винтовой лестнице.

— Учитель заня–я–ят! — крикнул мне вслед парень.

— Прервётся, — пробурчал я себе под нос и лихо спрыгнул с последней ступени.

Передо мной предстал короткий кирпичный коридор с единственной сияющей лампочкой и тремя дверьми. Одна из них больше прочих внушала уважение своим видом: толстая, стальная, с железными клёпками. В неё–то я и постучал ногой.

Тотчас с той стороны раздался негодующий голос Люпена:

— Чёрт побери! Я же приказал меня не тревожить!

— Добрый день, учитель. Есть важный разговор! — громко произнёс я, передёрнув плечами.

— Виктор? — изумился химеролог и буквально спустя несколько секунд стальная дверь широко распахнулась.

На пороге возник встревоженный барон. Он был обряжен в толстый халат в подпалинах, кожаный передник и резиновые перчатки. А на его голове красовался кожаный лётный шлем и очки–окуляры.

Артур Люпен мигом выдохнул:

— Что–то случилось с маркизой Меццо? Я так и думал, что ты не справишься!

— Нормально с ней всё. Я по другому вопросу, — возмущённо выдал я и без спроса проскользнул в святая святых особняка барона — в его лабораторию.

Тут пахло формальдегидом, жжёной проводкой и табаком. А практически всё пространство довольно большого глухого помещения занимали железные шкафы с книгами, опутанное проводами оборудование, холодильные камеры и стеллажи с различными ингредиентами в банках и прочих ёмкостях. Посередине же лаборатории обосновался металлический хирургический стол. А поодаль от него красовался другой стол — рабочий, из морёного дуба. И на нём прикорнули микроскоп, пишущая машинка и стопка больших тетрадей, в которых барон вёл свои записи. Вот за рабочий–то стол я по–хозяйски и уселся.

Учитель наградил меня озадаченным взглядом и хмыкнул:

— Однако…

— Присаживайтесь, ваша милость, разговор будет долгим, — указал я ему на покрытое бурыми пятнами кресло. Оно стояло возле стены метрах в трёх от меня.

Люпен закрыл дверь, усадил на кресло свой тощий зад и продолжил озадаченно поглядывать на меня.

А затем он привычным движением подкрутил кончики мощных усов и нарушил тишину:

— Боюсь даже спросить, о чем таком пойдёт речь, ежели ты осмелился вломиться в мою лабораторию и занять моё место, место хозяина дома… Ты ведь не забыл о том, что это мой особняк?

— Что–то такое припоминаю, — усмехнулся я, пододвинул кресло к столу и добавил: — Однако в нынешней ситуации память придётся напрячь именно вам, ваша милость. Когда вы меня нашли в той канаве на окраине Велибурга, что при мне было?

— Что при тебе было? — удивился барон, отправив брови к тронутым сединой чёрным волосам. — Синяки да переломы.

— А одежда? Может, что–то в карманах лежало или рядом валялось?

— Хм–м–м, — задумался Люпен и снял шлем с очками–окулярами. — Штаны на тебе были, подтяжки и рваная серая рубашка. Ещё ботинки, вроде бы… Да, совершенно верно. Старые, стоптанные и дырявые ботинки. А карманы твои, перед тем как сжечь одежду, проверил Владислав. И в них он ничего не обнаружил. А рядом с твоим телом я вообще не помню, что валялось… Кошачий труп? Кирпич?

— А что я бурчал?

— Пф–ф–ф, что–то неразборчивое. И не помню я уже. Это когда было–то? — и тут вдруг барон неожиданно взорвался, словно скинул некое оцепенение: — Да что вообще происходит?! Немедленно отвечай, Виктор, а то навёл тут тень на плетень. А я тебе подыгрываю!

— Ладно, ваша милость, слушайте… — вздохнул я, положил руки на стол и поведал ему о том существе, которое заявилось сегодня ко мне.

Я рассказал учителю всё от и до. Ничего не утаил. В таких делах потребно говорить правду.

Барон внимательно выслушал меня. И в его глазах загорелось пламя научного интереса. Он прытко вскочил с кресла, точно помолодел ровно вдвое. Подлетел к шкафу, схватил толстый талмуд и стал лихорадочно листать его.

А когда учитель закончил, то ликующе выдохнул: