Виктор

— Ну, нет! Вы же всегда были против магических школ и академий! По вашим же словам, там студентов пичкают устаревшей чушью. А половина профессоров страдает старческой деменцией и недержанием мочи. А дух прогресса даже не заглядывал в подобные учреждения! Да и как вы, господин барон, собираетесь обмануть приёмную комиссию? Прибор же поймёт, что я менталист, а не анималист.

— О, насчёт комиссии будь покоен, Виктор. Я уже давно работал над идеей выправить тебе документы анималиста. Посему мой светлый ум придумал, как перехитрить прибор, — самодовольно улыбнулся учитель.

— Уж простите, ваша милость, но мне не нравится эта идея, — пробурчал я, сложив руки на груди. — Вы же хотите, чтобы я поступил в академию Шилле и приглядывал за этой взбалмошной дворяночкой?

— Всё верно, — коротко сказал аристократ, принял сидячее положение и приподнято добавил: — Великолепная мысль, не правда ли?

— Не правда, — буркнул я, исподлобья глядя на довольного собой Люпена. — Да и почему именно я? Неужели нет настоящего юного анималиста, который согласился бы поступить в академию и стать нянькой младшей Меццо? Маркиз же явно способен заплатить этому бедолаге крупную сумму денег.

— Виктор, не разочаровывай меня ещё больше. Ты — идеальная кандидатура. Хитрый, изворотливый, пронырливый…

— Прекращайте так говорить, ваша милость! Я не куплюсь на лесть!

— … К тому же ты умеешь держать язык за зубами. А младшая Меццо сильно разгневается на маркиза, ежели узнает, что тот подослал к ней своего человека, — продолжил учитель, словно не услышал меня. — Да и до конца набора осталось всего два дня. Где маркиз найдёт анималиста, который переплюнет все твои качества? Нет, только ты подходишь на эту роль. Тем более тебе будет полезно провести какое–то время в академии с её строгим уставом и побудками в шесть часов утра.

— Во сколько? — ужаснулся я и схватился за голову. — Признайтесь, господин барон, вы просто хотите отправить меня с глаз долой?!

— Не без этого. Но твоя «командировка» будет длиться всего полгода. Правда, существует возможность продления. Но зато маркиз заверил меня, что великодушно оплатит весь срок твоей учёбы в академии Шилле, — с довольной улыбкой заметил Люпен и следом нехотя сознался: — А то я в последние месяцы несколько поистратился на весьма дорогие ингредиенты, нужные для моих научных изысканий. Так что у меня совсем не осталось средств на твои путешествия к учителям.

— Хм, — сумрачно хмыкнул я, понимая, что мне не стоит ещё больше унижать своё достоинство. Как я уже говорил, Люпена не переспорить и не переубедить.

— Кстати, раз уж ты объявился, то не соблаговолишь ли нанести визит виконту Крюмо? Он мне намедни пообещал книгу о регрессии мёртвых тканей, но, видимо, запамятовал. Не прислал. Заберёшь её? За час ты точно обернёшься. А я бы тогда нынешней же ночью безотлагательно поставил эксперимент. Уж больно мне любопытен результат.

— А слуги на что? — буркнул я и следом ворчливо добавил: — Ладно, съезжу я к нему, раз вы просите меня и цените меньше слуг.

— Благодарю, — сказал Люпен и радостно улыбнулся, точно озорной мальчишка, коему пообещали презентовать рогатку. — Я немедленно телефонирую виконту и предупрежу его.

Учитель встал с диванчика и подошёл к телефонному аппарату. А я принялся невесело размышлять. Похоже, меня всё же ждёт учёба в академии. Но, возможно, мне стоит завалить вступительные экзамены? Нет, это будет слишком низко по отношению к учителю. Он же, как ни крути, за эти годы стал мне вторым отцом.

Я невольно погрузился мыслями в прошлое и живо вспомнил вонючую грязную сточную канаву где–то на окраине Велибурга. Её–то мне первым делом и довелось увидеть в этом мире. И я до сих пор не знаю сколько времени мне пришлось проваляться в той канаве в полубессознательном состоянии. Час? День? Два? Хрен его знает.

Наверное, я бы там так и помер, если бы не Люпен. Он нашёл меня и притащил в свой особняк. А потом барон выходил меня и мигом понял, что я ничего не знаю об этом мире. Но он списал данный факт на обширную амнезию и стал обучать меня местному языку.

Благо, что в Гардарике говорили на языке, напоминающем смесь славянских. Поэтому я вскоре выучил его на уровне носителя.

После этого моя учёба пошла легче. Я узнавал этот мир, но практически ничего не помнил о своём родном. В памяти всплывали лишь какие–то туманные обрывки: фильмы, книги, компьютерные игры, песни, бары, драки…

А вот о своей семье и о том, как меня угораздило попасть в этот мир, — я вообще ничего не помнил. Словно эти воспоминания стёрли из моей памяти. Зато зеленоглазую красотку из универа я хорошо запомнил. Она порой появлялась в моих снах. Но дальше универа мои воспоминания не простирались. Из этого факта я сделал вывод, что мой реальный возраст перед переносом в сей мир колебался между семнадцатью и двадцатью тремя годами.

Возраст же тела, в которое мне довелось попасть, тогда составлял пятнадцать лет. Люпен довольно точно определил его. Хотя в те дни моя худая костлявая тушка с несколькими сломанными рёбрами пребывала в весьма удручающем состоянии.