Виктор Астафьев

Первый виток «критической молотилки» произведений Василя Быкова как-то удалось приостановить. По мнению Астафьева, свою роль в этом сыграли и общественное мнение (читательская привязанность), и влияние фронтового содружества, и сила характера самого Василя Владимировича. Быкова Астафьев сопоставляет с литературным героем, лейтенантом Ивановским из его же повести «Дожить до рассвета»: «Смертельно раненный, почти замерзший лейтенант Ивановский не дает себе умереть, держится уже какой-то запредельной силой за жизнь ради того, чтобы выполнить свой воинский и человеческий долг…» Вот если бы все наши граждане и воины выполняли долг перед Отечеством, как лейтенант Василя Быкова!

В своей статье Астафьев упоминает тех литераторов, кому «выпала честь родиться в 1924 году и рапортовать в полувековой юбилей, в 1974 году, о пройденном пути», — Юрия Бондарева, Николая Старшинова, Юлию Друнину, Григория Бакланова, Юрия Гончарова, Михаила Горбунова.

Спустя несколько лет, в 1979 году, Астафьев вновь обращается в печати к творчеству Быкова. На этот раз поводом для статьи становится выход в свет повести «Пойти и не вернуться». Он рассматривает ее в ряду других произведений, которые складываются в некую личную летопись войны. На ее страницах автор добивается «все большей объемности и углубленного психологизма». Добро у Быкова не смешивается со злом, меж ними даже не размываются границы, всегда видно, с кем сердце писателя.

Есть в этой повести, как будто привычно «быковской», одно необычное для писателя новшество: главным героем произведения становится женщина. Поначалу обязанности Зоськи Нарейко в партизанском отряде просты: она состоит при кухне. Но приходит и ее час — ей с напарником надо отыскать пропавшую группу своих боевых товарищей.

Для Зоськи важно выиграть «свою войну». Увы, ей не суждено будет это сделать. Шкурник присосется к ней, за ее неширокой спиной попытается спрятаться от войны. Он выработал свою, ущербную мораль: главное — спасти себя. А у Зоськи, «напичканной пропагандой», сформулирован жизненный принцип с «небольшим» изменением: «Или мы их, или они нас».

Заметим, что изображение женщины в литературе вообще дело сложное, а в книге о войне, да на такой ужасной, — тем более. Но вот взялся мастер за дело, и все «женские слабости» — «грехопадение», смятенность и запутанность чувств, наивность, растерянность, неумелость — не мешают полюбить ее горькой и раскаянной любовью, страдать вместе с ней и за нее.

Автор повести, «честно и твердо выполняющий долг бойца и гражданина, новой повестью, — по мнению Астафьева, — сделал шаг вперед в своем сложном и напряженном творчестве…».

В этих рассуждениях и посылах еще чувствуется общая для советской литературы тех лет платформа. Но пройдет четверть века, и именно эти два писателя окажутся в центре новых идеологических и духовных конфликтов времени, причем Василь Быков — в родной Белоруссии, а Виктор Астафьев — в России. Ну а Советская Родина, за которую они оба сражались в годы Великой Отечественной войны, останется в прошлом, в их невозвратно ушедшей юности.

Конечно, многое в оценках двух писателей, их столь близких общественных позиций и творческих взглядов еще требует кропотливого изучения, анализа. Частично дают об этом представление публикуемые ниже письма, главным образом (за исключением одного) Астафьева Быкову[120].

Астафьев — Быкову из Перми:

«Дорогой Василь!

Из дальних странствий возвратясь…

В Латвии был, на декаде русской культуры, и еще раз убедился, что даже латыши, по сравнению с нами, русаками, живут богаче, честнее, чище и уважительней друг к другу, а у нас…

Вот только что завалили у меня сына и дочь на экзаменах в университет. Они, конечно, не вундеркинды, но… ребята честные, трудились много перед экзаменами, однако папа писатель, и все тут. Обывателю этого достаточно. А самый воинствующий, самый жирный обыватель у нас развелся среди интеллигенции.

Мои дети всю жизнь, с первого класса, страдают из-за меня. Я уж говорю им, чтоб не признавались. Говорят: папа мастер лесоразработок, мама — домохозяйка. Я и сам себя часто рекомендую мастером леса. Мне-то ничего, а ребятам плохо…

Теперь вот куда их девать? Работу найти трудно, учиться негде; хоть повесь их у Горсовета на столбе, так впору…

Очень рад твоему письму, Василь, очень! На декаде вместе со мною была Юлия Друнина, тоже наш брат — солдатка, так мы как-то вспоминали тебя. Право же, и слезы у меня в горле закипают, как я подумаю, что наша солдатская верность и преданность друг другу и есть еще то светлое окно, к которому стремишься из житейской бури, и теплеешь душой у своего, солдатского огонька. Дай нам Бог до конца наших недлинных дней быть в одном строю и сохранить бесценное по нынешним дням чувство уважения и привязанности, которое помогает жить и работать.