Читаем Виктор Авилов полностью

В одном из интервью Виктор Авилов отвечал: «Мне тогда Юнгвальд-Хилькевич дословно сказал: „Витя, вот ты должен себе уразуметь одно: четыре проходимца убили твою мать! Вопросы есть? Вопросов нет!“ Так что с точки зрения Мордаунта его месть — вполне справедливая. Наверное, он не мог поступить иначе. А вообще есть такой закон театральный: играя злодея, ищи в нем доброе, и наоборот». Дело здесь было даже не столько в добром, сколько в праведном — Мордаунт не может по-доброму отнестись к тем, кто жестоко убил его мать, оставив его сиротой. Пусть мать была не всегда благородна и честна, но она была дьявольски умна и столь же дьявольски красива. А кроме всего — это была его мать… И мстить за ее смерть казалось Мордаунту естественным движением души, естественным сыновним долгом.

Не случайно на реплику корреспондента: «Можно подумать, что миледи была ангелом во плоти! Свою казнь она заслужила!» — Виктор Авилов ответил спокойно и убежденно: «Не суди да не судим будешь!» Он не мог отнестись однозначно и просто к такому герою, как Мордаунт, во-первых, потому что ему совершенно неинтересно было играть тупого убийцу; во-вторых же, потому что Мордаунт мстит за мать, а мать — это святое…

Не думаю, что эта роль представляла для Виктора Авилова какие бы то ни было трудности — разве что только физические. А та цепочка убийств, из которых соткан этот образ, зловещий облик и хриплые, отрывистые интонации были ему уже отчасти привычны по киноролям. «Человек мрачной биографии», как называет его кардинал Мазарини (Анатолий Равикович), Мордаунт и пронизан насквозь этой мрачностью — если и появляется порой на его лице какое-то подобие улыбки, это, как правило, гримаса. Но все-таки Виктор Авилов предстал в фильме «Мушкетеры двадцать лет спустя» не записным злодеем, а человеком, который мстит за то, что его лишили детства, любви матери, всего, что наполняет жизнь и дает ей определенный смысл. Он — не безжалостный убийца, он мститель за святыню — мать. Первой его жертвой становится лилльский палач, который когда-то отрубил голову миледи. Но Мордаунт понимает, что палач был просто исполнителем, он должен наказать тех, кто решил судьбу женщины и привел приговор в исполнение. Этот человек в сером плаще и серой шляпе не знает ни сострадания, ни сочувствия — он одержим ненавистью к тем, кто убил его мать. И никакие доводы лорда Винтера, его дяди (Арнис Лицитис), спросившего Мордаунта: «Знаете ли вы, что это была за женщина?» — не могут привести к отказу от мести. При первой же возможности Мордаунт убьет выстрелом в спину лорда Винтера, потому что смысл его жизни — месть. Он так и скажет позже мушкетерам, уверенным в том, что Мордаунт погиб в морских волнах: «Я не мог умереть, потому что не выполнил своей миссии». И этот неистребимый «змееныш», как называют его Арамис (Игорь Старыгин) и Атос (Вениамин Смехов), будет жить вопреки всему до самого конца, пока не проткнет его насквозь мушкетерская шпага…

Ничего выдающегося ни в фильме, ни в роли Виктора Авилова не было — была лишь убежденность, ярко выраженная артистом в характере персонажа, а потому Мордаунт не вызывал ни ненависти, ни презрения. Он вызывал, скорее, жалость — этот роскошно фехтующий, стройный, изящный молодой человек, положивший свою жизнь на столь неблагородное дело, как месть. Впрочем, речь шла о мести за мать…

О кино Виктор Авилов вообще в своих интервью распространялся мало, но, конечно, назначение искусства было для него скрыто именно в совершенствовании человеческой души, поэтому такие роли, как Платон Андреевич, граф Монте-Кристо и даже Мордаунт, давали актеру не только профессиональный опыт, но и пишу душе, жаждущей мудрости, самопознания. Какой бы превосходной ролью ни был Симон в «Искусстве жить в Одессе», душе Авилова он не мог быть близок. Романтические, инфернальные герои обладали для артиста невероятной притягательностью — в них он раскрывался неожиданно и очень интересно.

К сожалению, только в театре…

Первые киноопыты убедили Виктора Авилова в том, что искусство это, конечно, увлекательное, но до театра ему далеко. В цитированном уже интервью он признавался: «Кино для актера вообще не искусство, это дрянь и халтура. Вот сейчас я выйду на сцену и без дублей три часа отработаю. И если где-нибудь ошибусь — это мой прокол. А в кино если ошибусь, то эпизод переснимут, еще девять дублей сделают и выберут лучший…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное