Читаем Виктор Авилов полностью

Когда несколько раз на протяжении спектакля Калигула — Авилов надевал темные очки с бегающим в стеклах красноватым огоньком и ровным голосом отдавал распоряжения или протягивал руку к залу — в горле сжимался комок ужаса и боли. Не от страха перед диктатором — от чувства собственного включения в круг его экзистенциального одиночества, экзистенциального безумия жизни. И сегодня, спустя 20 лет, воспоминания об этом спектакле заставляют сердце биться сильнее…

Не случайно критики не раз отмечали, что под обаяние мистической внешности Виктора Авилова попадали все без исключения зрители. Одним своим жестом он мог загипнотизировать зал — это, собственно, и происходило в «Калигуле» и не только в этом спектакле.

В Калигуле Виктора Авилова потрясала не «за-данность» характера, а интенсивность движения от бытия к небытию. Поистине — экзистенциальная. Можно было бесконечно всматриваться в авиловские паузы, когда на глазах у зрителей, но совершенно незаметно менялось, резко и трагично, выражение лица, выражение глаз: вот Калигула остается один во власти своих больных мыслей и мечтаний… вот он говорит с Цезонией… вот он упивается своим могуществом… Но секунда промелькнула, и снова: тоска и боль, боль и тоска. Одиночество повсюду и всегда. Так распорядился Рок. И невозможно скрыться от себя самого ни за какими масками и личинами, никакой жестокости недостанет на расчеты с самим собой…

Именно в этом спектакле Виктор понял истинную роль паузы. «Я часто начинаю замечать, — говорил он в неопубликованном интервью, — что главная игра — в паузе, а не во время произнесения. Текст, когда ты начинаешь говорить, начинает тебя отвлекать… Калигула говорит: „Просто я чувствую, как во мне просыпаются какие-то безымянные существа…“ — и тут делаю паузу… „Что мне с ними делать? (Дальше бормочет.) Вкус не крови, не лихорадки, не смерти, а всего этого вместе… (Пауза.)“ — вот тут осознание происходит…»

И что такое энергетика — он окончательно понял в «Калигуле»: «Ну, грубо говоря, мы как какие-нибудь экстрасенсы, мы тоже энергетически работаем. Одно дело, когда перед тобой вот это пространство, когда ты должен охватить с расстояния семи метров, и совсем другое, когда у меня на большой сцене — у меня во-от откуда идут первые ряды, во-он туда — естественно же, ты работаешь, чтобы это все взять… Все меняется. А как может не меняться?»

Роль Калигулы, как отмечали не раз коллеги Виктора Авилова, во многом определила дальнейшую творческую судьбу артиста. Обретенное в этом спектакле как будто накладывало свой отпечаток на последующие роли Авилова. В «Калигуле» его мастерство приобрело некую новую огранку — Авилов прикоснулся к высокой философии экзистенциализма и в ней обнаружил черты, которые стали ему чрезвычайно важны и интересны. Он был и сам буквально загипнотизирован образом несчастного тирана, больного философа — мечтал снять фильм, создав собственную версию экзистенциальной трагедии Альбера Камю, — версию сегодняшнюю, заостренную, потому что, по его мнению, кинематограф давал для этого более широкие возможности.

Этой мечте Виктора так и не довелось исполниться, хотя сил и энергии он употребил немало. Уже завязались какие-то отношения в киномире, Авилов стал известным, узнаваемым артистом. «Под него» можно было давать деньги. Он и нашел какие-то деньги для съемок, но грянул дефолт — и собранная с таким трудом сумма в миг обесценилась…

В конце 1980-х Виктор Авилов снимался очень много — кроме упомянутых уже «Узника замка Иф» и «Господина оформителя», «Искусства жить в Одессе» и «Смиренного кладбища» сыграл в фильмах А. Васильева «По траве босиком», С. Арановича «Большая игра», Н. Рашева «Любовь к ближнему» по одноименному рассказу Леонида Андреева и его же пьесе «Монумент», А. Матешко «Зеленый огонь козы»… Другое дело, что в то время кинематограф постепенно утратил свою славу самого массового из искусств, люди предпочитали проводить время перед экраном телевизора, и уже можно было по пальцам Пересчитать зрителей, видевших новое кино. Тем более что ни по темам, ни по проблемам это новое кино не дотягивалось до старого, социалистического, и спустя непродолжительное время после выхода на экран фильм исчезал в небытии, никому не вспоминаясь позже… Может быть, единственное исключение составил фильм (вернее, несколько фильмов кряду) «Зимняя вишня», где Авилов сыграл небольшую роль, но сумел запомниться, не прошел мимо зрительского внимания.

Надо сказать, что большинство своих фильмов сам Виктор Авилов не видел. По крайней мере, в разных интервью он признавался в этом, внимательно выслушивая мнение интервьюера по поводу своих работ в кино. И было это, скорее всего, не только от занятости; театральный артист понимал, что фильм снят, сдан и — жизнь его продолжается совершенно независимо от тебя. Нельзя уже ничего изменить, уточнить, переиграть. Значит — пусть живет себе отдельно…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное