Читаем Виктор Авилов полностью

— Я вообще никак этому стараюсь не способствовать, потому что… Ну — да, но сколько ж можно об этом?!»

Да, до 1982 года артисты театра дежурили в гардеробе (разумеется, в те дни, когда не были заняты в спектакле). Зрители сами вешали и забирали потом свои пальто, но администраторы продолжали по очереди дежурить. Сохранилось одно воспоминание об авиловском дежурстве в качестве не гардеробщика, а администратора, хотя дежурил он очень редко в силу своей занятости, а с 1988 года дежурить вообще перестал: «Без слез на это смотреть было невозможно. Стоят под окошком три фанатки и слезно просят их пропустить, а в зале жуть что творится. Витя говорит: „Да я уже выписываю. Только вы молчите, а то мне голову оторвут!“ И вздрагивая при появлении кого-либо, предвкушая нахлобучку за „левые“ входные, он их пропустил. Но самая потрясающая легенда — как Витя кого-то не пустил. Он собирался выскочить и извиниться, очень переживал. Наталья Аркадьевна (Кайдалова, завлит театра. — Н. С.) пыталась его отговорить, но тщетно. Витя вырвался на волю и бежал за этим товарищем до самого метро. Догнал. Я думаю, зритель не прогадал, не попав на спектакль».

Самого же Авилова все эти легенды начали со временем раздражать. «Мне это все неприятно, — говорил он в интервью. — Это все попытка опять показать огурцов-молодцов. А мы давно уже профессиональные актеры. А все это хотят вернуть к театру-студии… Я снялся уже почти в двадцати картинах. Сейчас готовятся документы на мое звание заслуженного артиста. Мне уже это все противно слушать… Когда меня все время пытаются вернуть к какому-то мальчику. Мне сорок лет скоро. Я сыграл столько ролей… и имею сейчас репертуар, как ни один актер Москвы не имеет в театре… Потом, если уж так говорить, наш театр за последние пять лет объехал весь мир, и во многих очень странах люди, не понимающие ни слова по-русски, нас стоя приветствовали… На последнем „Мольере“ в Чикаго чуть не разнесли театр. Он был битком забит…»

Никогда не прощу себе, что однажды вечером в холле маленькой гостиницы в японском городе Нара, где Театр на Юго-Западе был на гастролях, за год с небольшим до смерти Виктора Авилова, мы сидели с ним и артистом театра Валерием Афанасьевым со стаканами сока и долго говорили о том, что же это за явление — русский театр и почему так невероятно высоко ценят его в Японии, а у меня не было с собой диктофона. Авилов говорил сначала немного лениво, а потом все больше и больше загораясь, о том, что в основе русского театра всегда лежала душа артиста, его нутро, и именно этим и захватывал он — говорил от себя и о своем. «Как Герцен свои статьи писал, так театр жил и обязан жить» — эта фраза почему-то запомнилась мне накрепко. Наверное, потому, что в ней увиделся подлинный масштаб этой личности… Во время этих, довольно продолжительных гастролей Виктор Авилов играл две роли — забавного работягу, вынужденного изображать в самодеятельном спектакле роль девственницы Фисбы («Сон в летнюю ночь»), и Воланда в «Мастере и Маргарите»: два полюса, два мира, две грани его поразительного, завораживающего таланта…

И японские зрители, влюбленные в Авилова еще со времен гастролей театра с «Гамлетом», восторженно принимали этого, как говорили они сами, «совсем нового Авилова», такого, каким они даже не могли себе его представить. После спектаклей его ждали у служебного входа или буквально рвали на части на маленьких фуршетах, которые старалось устраивать почти каждый вечер японское Общество любителей театра: все стремились выпить с ним свой бокал пива, непременно сфотографироваться, получить автограф на программке… У меня сохранилось немало этих фотографий, на которых лица японских зрителей, стоящих рядом с Виктором, буквально светятся от счастья. Мои японские друзья говорили, что именно Виктор Авилов открыл для них своим Гамлетом, а потом Меркуцио, а потом Воландом истинное значение русского театра — его магию, его завораживающее волшебство, силу его чувства и мысли.

Но это было несколько десятилетий спустя.

Еще накануне своего десятилетия Театр на Юго-Западе начал активную гастрольную деятельность — необходимо было проверить свои находки и обретения на совершенно новом зрителе, своих верных фанатов-москвичей театр хорошо знал и любил, надо было завоевывать более обширное пространство: Ленинград и Киев, Донецк и Архангельск, Тюмень и Куйбышев, Волгоград и Новосибирск, Нижний Новгород и Пензу, Челябинск, Севастополь, Улан-Удэ… Возили те спектакли, в которых был минимум декораций, собственно, таких в репертуаре было большинство: во-первых, размеры родной сцены не позволяли никаких «роскошеств»; во-вторых, Валерий Белякович (как правило, он оформлял все спектакли вместе с актрисой театра, архитектором по образованию, Ириной Бочоришвили) всегда считал, что основное внимание должно быть сосредоточено не на декорациях, а на артистах, поэтому минимализм в Театре на Юго-Западе давно уже стал полноправной частью, если не основой эстетики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное