Виктор Гюго

Так сложный и противоречивый путь, пройденный поэтом на протяжении исторических месяцев франко-прусской войны и Парижской коммуны, как в зеркале, отразился в его «Грозном годе». Неся на себе печать переживаний и раздумий поэта, сборник этот полон огромной эмоциональной силы, искреннего негодования, горячего патриотического и демократического чувства. Так же, как и в «Возмездии», в нем открывается удивительное богатство художественно-изобразительных средств и интонаций, свойственных поэзии Гюго: эпических (когда поэт воспевает доблесть осажденного Парижа); сатирических (когда он отвечает злобно лающей своре реакционеров); лирико-патетических (когда он высказывает обуревающие его гневные или горькие чувства). Сборник «Грозный год» богат суровыми реалистическими картинами, когда поэт рисует героический облик коммунаров, открывшийся ему во время зверских расстрелов «кровавой недели»; он полон и революционно-романтического пафоса и символики, когда воспевает образ могучей революции — потопа, который должен похоронить в своей пучине ненавистный мир палачей.

2. Роман «Девяносто третий год»

Тема революции, с новой силой зазвучавшая в творчестве Гюго в связи с героической эпопеей Парижской коммуны, породила и последний шедевр великого писателя. Еще в предисловии к «Человеку, который смеется» Гюго говорил о своем замысле создать роман о революции, который должен был носить название «Девяносто третий год». Этот замысел писатель и осуществил в 1874 г., в обстановке продолжающегося разгула реакции после поражения Коммуны, чтобы всей мощью своего звучного голоса прославить «величие и человечность» революции (как он сам впоследствии охарактеризовал свое намерение, выступая на банкете в честь сотого представления драмы «Девяносто третий год», созданной по его роману).

История всегда играла важную роль в романах Гюго начиная с «Собора Парижской богоматери», где он столь зримо нарисовал образ средневекового Парижа, затем и «Отверженных», где перед глазами читателей возникали битва при Ватерлоо и республиканские баррикады 1832 г. «Девяносто третий год» в этом отношении еще более характерное произведение, ибо Гюго воссоздает в нем такое колоссальное событие, как Великая французская революция, еще точнее: ее апогей и вершину — памятный 1793 год.

При всей верности истории Гюго, естественно, изображает эту революцию, как художник-романтик, свободно переплетая исторические события с вымышленными, придавая этим событиям необычайный характер и наделяя своих героев сверхчеловеческими чертами. При этом он разбивает все происходящее на резкие контрасты белого и черного, доброго и злого, в соответствии со своей собственной нравственной оценкой. В этой оценке Гюго безоговорочно стоит на стороне революции против ее врагов.

93-й год, что бы ни говорила о нем официальная буржуазная историография, заклеймившая эту вершину французской революции как год гильотины, террора и ужаса, для Гюго — «памятная година героических битв». Это год, когда молодая республика в величайшем напряжении всех своих сил должна была защищаться сразу и от внешних, и от внутренних врагов. «Европа, обрушившаяся на Францию, и Франция, обрушившаяся на Париж… Драма поистине эпического размаха», — так определяет свой замысел сам писатель (11, 110).

Значительность происходящего отражается и в эпическом характере повествования, и в драматических коллизиях, и в титанических образах романа.

Иностранный корабль, идущий во Францию с секретным назначением доставить туда главаря контрреволюционных банд, и отвязавшаяся пушка, бешено носящаяся по его палубе; леса Вандеи, которые находятся во власти мятежников; заседания Конвента, поддерживаемые стоическим народом революционного Парижа; крестьянка-мать, бредущая день и ночь среди пожаров гражданской войны в поисках своих детей, увезенных мятежниками; осажденная крепость и дети в горящей башне; трагический внутренний поединок между великодушием бойца революции и суровой необходимостью оградить революцию от ее врагов; суд революционного трибунала, призванный покарать изменников родины, — каждый из этих драматических эпизодов является существенной частью великой революционной эпопеи.

Два лагеря, между которыми завязан главный конфликт романа, — лагерь революции и лагерь контрреволюции — противопоставлены друг другу с самого начала повествования.