Виктор Глухов

— Первая это Сулейма. Девочка никак не может понять, что она теперь не на острове, а в обществе и надо вести себя достойно. Она Фома выказывает пренебрежение своему лорду. За это или казнят или изгоняют. Честно скажу тебе девочка просто ходячая бомба. И может сильно нам навредить в дороге, и Снежном княжестве тоже.

Фома внимательно слушал, не перебивая.

— Для начала ты ее выпорешь и выпорешь прилюдно.

Фома спокойно кивнул, но все же спросил:

— Прилюдно это как?

— А вот так. Обездвижишь станером и при всех высечешь. Твоя невеста, ты и разбирайся с ней.

— Понял. Могу идти выполнять? — спросил Фома.

— Можешь. Но сначала скажи, с молодым сыном лера Самуила проблемы были?

— Нет, небыли. Он немного замкнулся, когда узнал о своей матери, но потом быстро пришел в себя.

— Понял, иди.

Фома ушел.

— Не слишком ли круто, так жестоко поступать с девочкой? — с сомнением в голосе спросила Ганга.

— Может и жестоко, — согласился я. — Но у меня два пути. Или она меняется сама, или я ее сделаю ментальной рабыней, чего мне делать очень не хочется. Посмотрим как справится Фома. Девочка позволила себе высказаться обо мне как о прыще.

— Что Гради-ил говорят ваши законы по поводу оскорбления главы дома или рода его членом?

— Его изгоняют, милорд. И всякий может отступника преследовать. Он становится вне закона. Обычно по его следам уходит отряд мстителей, чтобы кровью смыть позор. Так было с молодым Радзи-илом и его отцом.

— Вот так то, Ганга, считай у нее последнее предупреждение. Представь что она такое выкинет при снежных эльфарах. Я боюсь даже представить, что тогда произойдет. Слишком много поставлено на эту поездку, чтобы одна соплячка все испортила. Порка это самое малое что она заслужила…

Из лагеря раздался визг Сулеймы.

— Фомочка, родной, миленький не надо-о. Ой! Гад! Ой! Я тебе руки оторву скотина. Ой! Ой! Не надо. Миленький! Ой! Убью… Дай! Ой!.. Встать… Убью! Ой! Я больше не буду-у! Отравлю гада! Ой! Не буду больше-е.

— Не смиряется, как видишь, — повернулся я к Ганге. — Грозит. А она сможет выполнить свое обещание. Возьмет и отравит.

— Я ей отравлю! — взвилась моя невеста. — Сама еще выпорю.

Фома не ленился и вскоре Сулейма просто рыдала и просила прощение, но не грозила.

— Есть еще одна проблема, — потерев щеку, на которой пробивалась черная щетина, произнес я. — Это лер Саму-ил. Он не хочет, чтобы сын женился на девочке Керти. Я обещал сделать ее приемной дочерью, баронессой и дать земли в приданное, но его гордость это не оценила. Он узнав о предательстве жены замкнулся и я не знаю, что от него ждать. Как думаешь Гради-ил, что он может нам преподнести?

— Трудно сказать, милорд. Выбор сына его не обрадовал. Но при этом он должен понимать, что ни одна эльфарка не пойдет за Радзи-ила замуж. Для лера Саму-ила, лучший выход если он вообще не женится. Но парень столько пережил, его сломали и выбили нашу эльфарскую спесь. Отец этого не понимает. Чтобы понять сына, нужно чтобы он сам побывал в шкуре раба. Я думаю, что он помогать Вам, милорд, не будет. Отстранится. Вы как я понял, не стали мешать выбору его сына, раз решили сделать ее приемной дочерью. Это его оскорбило. Но и предавать Вас он не будет.

— Ну уже и это хорошо, — кивнул я, показывая, что мнение разведчика услышал.

— Без его помощи как-нибудь обойдемся. А по поводу рабства и воспитания я подумаю.

Оба на меня косо посмотрели, но промолчали.

— Знаю, — продолжил я, — что в орских племенах есть рабы снежные эльфы мужчины и женщины, немного, но десятков восемь наберется. Если я их выкуплю, как думаешь, Гради-ил, присоединятся они к нашему дому или нет?

— Не знаю милорд. С каждым надо разговаривать отдельно. Кто-то захочет, кто-то нет. Наш народ очень гордый. Попасть в рабство не считается позором, а переход в другой дом, где присутствуют люди и орки, для них может статься неприемлемым. Но если выкупить моих соотечественников и разрешить им вернуться в свои дома, это было бы хорошим делом и было бы оценено по достоинству.

— По достоинству? — переспросил я, несколько удивленный, такой постановкой вопроса. — Почему сами дома в таком случае, не спасают своих подданных.

— Не принято, — пожал плечами эльфар. — Традиции милорд. Если ты попал в рабство значит прогневил судьбу. Но если тебя спас инородец, значит ты в глазах Судьбы обрел милость, а на инородца его боги положили свою печать.

Мы снежные эльфары не верим ваших богов, в Отца орков и в деревья лесных эльфаров но мы верим что есть Судьба. К каждому она может быть милостива или наоборот.

А кто такие смертные, чтобы спорить с судьбой? Вот так думают мои соотечественники, милорд.

— Понятно. — кивнул я. — Значит если я освобожу снежных эльфаров и отпущу, мне зачтется, как проводнику божье воли. И какие выгоды я могу из этого извлечь?

Благорасположение тех домов, чьи родственники вернутся.

— Ну уже не мало. Значит начнем собирать твоих соотечественников.

— Теперь по поводу долга чести. Я готов помогать его исполнить, Гради-ил.

Снежный эльфар поднялся и поклонился. — Я принимаю Вашу помощь, милорд.

Ганга подозрительно на нас посмотрела.