Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Вот картинка. Я в первый и единственный раз оказался делегатом съезда писателей, никого не знал, цеплялся за китель Конецкого. Все были в особом напряжении: на открытие ожидался выход Политбюро. Нам обоим было стыдно. И вот что было замечательно в том времени! Не надо было объяснять друг другу, чего стыдно. Мы сидели, естественно, в заднем ряду (была такая уловка, чтобы не вставать со всем залом в порывах единодушия). Оно не вышло. Оставалась надежда, что оно выйдет на банкет.

В Кремле я тоже оказался впервые. Я как раз задумал роман о террористе-единоличнике и неудачнике, поэтому как бы как реалист изучал реалии. Понял, что моему герою через охрану не пройти. Весь съезд столпился у бархатных барьерчиков, длинные накрытые столы терялись в перспективе, пересеченные финишным столом.

«Сейчас ты увидишь, как все это сборище оглоедов и …сосов ринется, чтобы быть поближе к президиуму», — сказал опытный Виквик (за точность его фразы ручаюсь). И он был точен: стоило вздернуться барьерчику, как начался этот спринт. Мы, естественно, оказались в торце, зато в наилучшем обществе (тоже достоинство того времени: не надо было сговариваться, чтобы оказаться в сговоре). А оно опять не вышло.

Недобрав, мы продолжили на свободе. Я рассказывал ему о ненаписанном романе, и он меня критиковал как профессиональный военный — за неточность в подборе оружия для моего террориста. «Не верю!» — восклицал он по-станиславски. «А право художника!» — отбивался я.

Кончилось это гомерическим взрывом хохота, от которого я и проснулся. Виквик в том же кителе, а я в детской кроватке, и ноги торчат сквозь решетку.

Оказывается, я привел его на квартиру брата (семья была на даче, а у меня были ключи), ему, как старшему и гостю, уступил единственное ложе, а сам рухнул в кроватку племянницы.

Так закончилась наша встреча с Политбюро. Я так и не исполнил свой бумажный террористический акт, а Виквик, будучи с фронтовых лет членом партии, подписал-таки (чуть ли не единственный в Ленинграде) письмо в поддержку письма Солженицына, порожденного тем же съездом.

Вот офицерская честь, что превыше свободолюбия!

Виквик не был свободным, а потому был способен на поступок, а не на риск.

Потертый мундир сковывал его прозу. Он требовал от нее соответствия образцам, которые считал недостижимыми: русской классики и единственного современника Юрия Казакова. Свободу Виктор Конецкий обрел, сменив потертый уже сюртук писателя на новенький мундир штурмана, то есть вернувшись на флот. Он перестал разрываться на память и текст, перестал требовать от текста надраенности, а от памяти преданности морю. Его книги продуло свежим ветром настоящего времени — таковы стали его «Соленый лед» и «Среди мифов и рифов». И его снова стало можно приревновать и даже позавидовать полноправию его формы, как внешней, так и внутренней.

Никто тогда это так не истолковал, что он вернулся в морскую профессию, чтобы сохранить верность писательскому призванию. А это было то офицерское мужество, с которым он переплывал застой и все искушения официальной карьеры, которая ему вполне предлагалась. Но он обошелся без секретарства, орденов и премий, ради того чтобы писать лучше.

P. S. Пока я тянул с этим текстом, случилось 60-летие Победы, не менее дорогое для меня, чем день рождения Пушкина. Я все-таки не могу сдержать слез, когда слышу «Вставай, страна огромная…». Я наливаю себе незаслуженные фронтовые сто грамм и звоню тому, кто меня поймет. Так я звонил в Ленинград и выпивал по телефону с Александром Володиным или Виктором Конецким в былые годы.

Их нет у меня.

Андрей Битов, писатель, автор книг «Аптекарский остров» (1968), «Пушкинский Дом» (1989), «Человек в пейзаже» (2003) и др.

Май 2005

Приложение Через звезды к терниям Литературный сценарий кинокомедии

Через звезды к терниям [54]

Наша страна — одна из самых мощных морских держав. Она обладает большим торговым флотом, на котором работает армия моряков, о тяжелой и интересной работе которых даже большинство ленинградцев, жителей портового города, знают очень мало.

Мы предлагаем сценарий комедии, действие которой будет происходить в основном на борту современного грузового теплохода, где ученые — психологи и социальные психологи — втайне от команды ставят важнейший эксперимент по изучению психологической совместимости членов экипажа. В сценарии будут и юмор, и эксцентрика, и ирония, но будут и драматические, почти трагические ситуации, потому что главная проблема его вполне серьезна: это проблема науки и морали, необходимости осторожного, бережного отношения к человеку, особенно со стороны тех, кто занимается изучением личности. Мы хотим лишний раз предупредить их: осторожно, перед вами Человек!

Есть у ворот порта здание, которое на морском жаргоне называется «Красненьким» — это Управление Балтийским пароходством.