Виктор Курнатовский

Прогремел новый залп, за ним третий, четвертый… Курнатовский лежал около тела убитого товарища, не обращая никакого внимания на грозившую опасность.

«Зачем я стрелял? — думал он. — Конечно, рано или поздно развязка все равно наступила бы. Но почему первой жертвой стал Юрий? Милый, дорогой нам всем Юрий! Почему не я, полуглухой, никому уже не нужный человек?»

Он лежал, гладя холодные руки убитого товарища, не слыша свиста пуль. Наконец голос Костюшко-Валюжанича вывел его из оцепенения.

— Что с тобой, Виктор? Ты ранен?

— Нет.

Курнатовский оглянулся. Укрепления, которые они сделали, предохраняли стены только в нижней их части, примерно на метр от пола, выше же пули пронизывали дом насквозь. Естественно, что приходилось лежать на полу, спасаясь от выстрелов. Однако вскоре и у самого пола обнаружили незащищенные места. Пуля, пройдя у косяка двери, навылет пробила ногу слесарю Илье Хацкелевичу.

Обстрел продолжался больше часа. Затем все стихло, и спустя несколько минут раздался резкий стук в дверь.

Теплов и Валюжанич бросились к двери.

— Кто там? Что вам надо?

— С вами желает говорить господин вице-губернатор, — послышался голос.

Теплов и Валюжанич подошли к разбитому пулями окну и отодвинули щит. Чаплин стоял около дома. Вице-губернатор был сильно взволнован.

— Вы понимаете, что вы наделали? — закричал он. — Один солдат убит, другой смертельно ранен. Теперь я должен отдать вас всех под суд. Предлагаю сдаться и покинуть дом. Не усугубляйте свою вину.

— Это вы виноваты в гибели солдат, — возразил Теллов. — Мы просили, чтобы вы обуздали гарнизон, прекратили провокации. Вы вынудили нас защищаться.

— Можете продолжать расстрел, — добавил Костюшко-Валюжанич. — Приводите сюда хоть полк с артиллерийскими орудиями! Никто из нас отсюда не уйдет!

Вице-губернатор постоял с минуту молча, затем сказал:

— Расстреливать вас я не собираюсь, но живыми возьму. Предлагаю перемирие на час. Может быть, за это время вы одумаетесь. Не подвергайте себя риску.

Между тем на Поротовской, Монастырской и Мало-Базарной улицах собралась большая толпа. Весь Якутск уже знал, что дом Романова обстреливается. Полицейские оттесняли людей, избивали их рукоятками револьверов, кричали, чтобы народ расходился, так как и сюда могут залететь шальные пули. Но толпа все прибывала. Одни шли из любопытства, другие — горячо сочувствуя осажденным. Все смотрели на крышу дома, где продолжало гордо реять красное знамя, пробитое пулями. И вдруг в толпе послышались рыдания. Рядом со знаменем появился кусок черной ткани.

Романовны, воспользовавшись перемирием, отдавали последний долг своему товарищу — Юрию Матлахову. В сенях соорудили из каменных плит и досок ложе. Тело Юрия покрыли кумачовым полотнищем. Выражение спокойствия, гордого достоинства запечатлела смерть на лице убитого. Вокруг стояли товарищи, друзья, готовые, как и он, отдать свою жизнь в борьбе с врагом. Пели траурный гимн «Вы жертвою пали…». Закончив печальный обряд, закрыли двери, ведущие в сени, завалили их мешками с песком.

В это время к дому подошел полицмейстер Березкин. Ему сказали, что Романовку никто не покинет. Он молча постоял минуту, повернулся и ушел. Вечер, ночь и первая половина следующего дня прошли спокойно. Обстрел не возобновлялся. Осажденные, как могли, продолжали укреплять дом. Ели, разделившись на две партии: одна партия обедала, другая — дежурила. В третьем часу дня вновь послышались выстрелы: вначале одиночные, а затем залпами. На этот раз дом обстреливали с трех сторон. Осажденные легли на пол. Появились новые раненые: Ананий Павлович Медяник, казак из Полтавской губернии, сосланный в Якутск за распространение среди крестьян социалистической литературы; попала пуля и в Костюшко-Валюжанича — его ранило около той же злополучной двери, где и Хацкелевича, ранило тяжело: пуля прошла через бедро и засела в спине.

Обстрел продолжался до позднего вечера и возобновился с утра 6 марта. Перед обедом вновь наступила тишина и раздался стук в окно. Полицейский передал осажденным новый ультиматум Чаплина:

— Сдавайтесь, сопротивление бесполезно!

Обсудив положение, романовцы решили выиграть время и послали с полицейским записку: «Ответ будет дан в десять часов вечера».

Наступила полная тишина. Обстрел не возобновлялся. Что же делать дальше? Продукты на исходе. Убит Матлахов, трое ранены, двое из них — Медяник и Костюшко-Валюжанич — нуждаются в срочной хирургической помощи. Охотничьи ружья могут поразить на пятьдесят-сто шагов, а солдаты стреляют с расстояния в десять раз большего.

Зажгли лампу. Все собрались в столовой, осторожно перенесли туда раненых. Курнатовский, страшно исхудавший за эти дни, обросший бородой, первым поставил перед товарищами вопрос:

— Так что же мы ответим в десять часов вице-губернатору? Сдадимся?

— Нет! — воскликнул Теплов.

— Надо продолжать сопротивление, — поддержал его Кудрин.

— Драться, драться до конца, — произнес слабеющим голосом Костюшко-Валюжанич.

Он потерял много крови. Таня положила голову мужа к себе на колени.