Виктор Лягин. Подвиг разведчика

В общем, в Николаев Лягин возвратился ни с чем, тогда как отсутствие связи приносило всё новые проблемы. Хотя, конечно, на первом месте оставалась старая и самая главная проблема — невозможность передать собранную сотрудниками резидентуры разведывательную информацию. Но, как мы сказали, добавлялись и другие… После ряда проведенных диверсий подготовленные в начале войны тайники со взрывчаткой, боеприпасами и оружием несколько опустели. Необходимы были новые немецкие и румынские документы, а также разного рода бланки для самостоятельного изготовления таковых. Да и деньги требовались. Конечно, тем, кто работал, оккупанты платили зарплату в своих оккупационных марках, но много ли получал слесарь или вальцовщик теста? Это вам не советские времена, когда хороший квалифицированный рабочий мог зарабатывать не меньше генерала[94], — тут еле на жизнь хватало… К тому же для работы с агентурой и решения прочих «деликатных» задач предпочтительнее были рейхсмарки. В общем, много чего требовалось от Центра, но как было передать эти просьбы в Москву?

Единственно возможным решением проблемы было послать человека через линию фронта, но этот вопрос пока всесторонне и тщательно прорабатывался.

Между тем, вскоре по возвращении в Николаев, Виктор познакомился со знакомой своей «оперативной семьи» Марией Семеновной Любченко, нам также уже хорошо известной. Вот что она рассказала следователям НКВД во время допроса 5 июня 1945 года о своей встрече с руководителем николаевского подполья:

«С КОРНЕВЫМ я познакомилась в феврале месяце 1942 года через его жену — ДУККАРТ Магдалину Ивановну, местную жительницу гор. Николаева по национальности немку, которую я знала еще до войны. Первая встреча с КОРНЕВЫМ состоялась у меня на квартире, куда он пришел ко мне в гости совместно с ДУККАРТ, и последняя, сообщив, что она вышла замуж, отрекомендовала КОРНЕВА как своего мужа. Должна сообщить, что КОРНЕВ с первой встречи произвел на меня исключительно приятное впечатление, так как являлся всесторонне грамотным, культурным человеком, владел несколькими иностранными языками, очень скромно вел себя в обществе, в разговорах был сдержан. В одну из встреч КОРНЕВ в разговоре со мной сообщил, что он уроженец и житель Ленинграда, откуда приехал в отпуск к своей жене в первые месяцы войны и по семейным обстоятельствам остался на оккупированной немцами территории. Встречи с КОРНЕВЫМ и его женой ДУККАРТ у меня происходили систематически, вплоть до моего ареста органами “СД”, а также и после освобождения из-под стражи, т. е. уже после того, как я была завербована немецкими контрразведывательными органами и принимала непосредственное практическое участие в деле выявления и предательства советских патриотически настроенных лиц»^{194}.

(Выписка из протокола допроса представлена в интервью Алексея Викторовича Есипова, внука В. А. Лягина, журналу «Родная Ладога».)

Как видим, опасность ходила рядом.

* * *

Если следовать старым традициям публикаций о «народных мстителях», то нужно было написать, что, узнав о гибели одесской резидентуры «Форт», Лягин в ответ на действия карателей принял решение о проведении наиболее масштабной диверсии — как бы в качестве неотвратимо го возмездия. Самая большая и громкая «акция» действительно была проведена вскоре по возвращении Виктора из Одессы, но это была давно готовившаяся «Маршрутниками» операция… Сначала, однако, несколько слов о ее предыстории.

Известно, что победа советских войск под Москвой родила несколько неоправданный оптимизм — как у нас в стране, так и у наших союзников.

«Вооруженные силы СССР еще не были готовы разгромить врага. Но советское политическое и военное руководство, окрыленное первыми успехами, считало, что потуги “ржавой машины Гитлера” уже “не смогут сдержать напор Красной Армии”[95]. Исходя из многократно преувеличенных сведений о потерях немецких войск, предоставленных Главным разведуправлением, Сталин в первомайском приказе вооруженным силам поставил задачу: “добиться того, чтобы 1942 г. стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев”»^{195}.

Однако у немцев пока что был еще свой достаточно обоснованный оптимизм, и они настойчиво готовились к реваншу за поражение под Москвой, за неудачную для них в конечном итоге кампанию 1941 года. Ведь, несмотря на все свои летние успехи, победить Красную армию «в ходе одной кратковременной кампании», как это предусматривалось планом «Барбаросса», гитлеровцы не смогли.

На сей раз командование вермахта изрядно скорректировало свои планы по сравнению с 1941 годом.

«Вести наступление одновременно на всем советско-германском фронте гитлеровцы уже не могли. Основным направлением действий они избрали юго-западное. Захват Кавказа с его нефтеносными богатствами мог, по замыслам немецкого командования, ускорить вовлечение в войну Турции на стороне рейха и позволить занять выгодное положение для вторжения вермахта в страны Среднего Востока»^{196}.