Но впереди был еще очень долгий путь — через Полтаву, многие села и станции… По счастью, как знал Петр, близ села Первозвановка, лежащего на его пути, находился хутор Андреево, где проживали мать и брат его боевого товарища «Бывалого» — Григория Гавриленко. Понятно, что здесь Петра Луценко встретили как родного. Сложно сказать, что говорил им Петр о судьбе их сына и брата, которого им не суждено было более увидеть, — опять, опять и опять повторяем про «многие знания, порождающие скорби». Ведь правду говорить было нельзя: заметит кто-то, что в дом приходил посторонний человек, сообщит гитлеровцам или полицаям — и всё… Объяснять не надо! Скорее всего, «легенда» была о том, что Гриша не то в плену, а Петр бежал, не то, что уже давно развела их, друзей-сослуживцев, судьба и Гриша где-то сейчас воюет, а Петр, попавший в окружение, выбирается к своим… Однозначно, что название города Николаева в их разговорах и близко не звучало, и тем более про подпольную работу не было ни малейшего намека…
Два дня Луценко отсыпался в погребе, а хозяева чинили его одежду и обувь, собирали продукты. Потом какими-то неприметными тропами вывели его с хутора к дороге, указали направление в сторону Белгорода, где уже были наши войска. И опять — долгий, километров двести, путь в ту сторону, откуда вскоре стал все сильнее и сильнее доноситься грохот артиллерийской канонады…
Вот что рассказывал о произошедшем далее сам Петр Платонович Луценко:
«Фронтовая полоса оказалась совершенно непроходимой. Я попал в зону сплошных окопов, заграждений, немецких огневых точек. Кругом кишели фашисты, и мне приходилось все время прятаться. После десятка неудачных попыток приблизиться к передовой я понял, что здесь не пройти. И стал выбираться из этого “мешка”, надеясь прорваться в другом месте… Вот тут-то я и попался. На мое счастье, не фашистам, а полицаям. Повели меня в село Кульбахи к старосте: “Пан Кожемякин, мы задержали какое-то падло на передовой!” — “Документы!” — гаркнул староста. Заставили раздеться. “Лицом к стене! О-от, гад! А спина-то чистая. Слыхал я, Советы у своих шпионов на спине донесения пишут!” — “Какой я шпион, я измучился, изголодался в дороге, домой иду”. Страшный удар свалил меня с ног… “Веди его к себе, — приказал староста одному из полицаев. — А завтра сдадим в гестапо”»{209}.
Полицай, слава богу, попался человечный, а может и просто ленивый — поместил задержанного в своей хате, дождался, пока тот громко захрапел, ну и сам ушел спать под бок к жене. Петру же, разумеется, было не до сна. Теперь он дождался, пока уснул полицай — и по-тихому выбрался из дома, заклинив за собой дверь так, чтобы сразу не вышли… Произошло это все 30 апреля.
После «знакомства» с полицаями, совершенно измотанный, не знающий, куда и как идти дальше, Луценко решил возвратиться к родственникам Гриши Гавриленко. Добрался до них чудом — по его рассказу, последние три километра до хутора Андреево он брел полдня, а когда пришел, то хозяева не узнали его — «страшного, обросшего и оборванного седого старца». На этот раз Петр беспробудно проспал три дня и три ночи, а потом Степан Гавриленко, брат Григория, принес ему географическую карту и сообщил, что Красная армия ведет бои на территории Харьковской области, в районе Изюм — Барвенково, неподалеку от тех мест, где находился Луценко.
И снова — в путь, на этот раз уже недолгий. Дня два, наверное, он добирался до реки Берестовой, за которой уже находились советские войска… Под прикрытием стада коров, шедших на водопой, он сумел подобраться почти к самому берегу, потом рванул к реке, бросился с обрыва в воду. Скоро почувствовал, что не доплывет — было безумно обидно безвестно сгинуть в водах какой-то речонки, а тут еще и немцы открыли огонь по одинокому пловцу. Но именно выстрелы словно бы подстегнули его, заставили мобилизовать последние силы. Петр доплыл до небольшого, покрытого кустарником островка, что оказался посреди реки, и затаился там до темноты. Уже ночью он вновь пустился вплавь, добрался до берега и потерял сознание… Там его и нашли советские бойцы — на сорок шестой день его «похода».
В числе переданных нам уникальных материалов, хранящихся в Центральном архиве ФСБ России, есть и «Выписка из протокола допроса Луценко Петра Платоновича, 1913 г.р., уроженца поселка Боровая Фастовского района Киевской области, члена КПСС, работающего ст. инженером Гос. Планового комитета СМ УССР, проживающего в г. Киеве» (далее указан конкретный адрес; кстати, место очень хорошее, в центре города).
«Выписка» начинается словами: «С 16 августа 1941 по 5 апреля 1942 года я был участником спецгруппы НКГБ СССР в г. Николаеве, руководителем которой был сотрудник НКГБ СССР ЛЯГИН Виктор Александрович, известный мне в тот период под псевдонимом “КОРНЕВ”».
Приводим этот абзац для того, чтобы было понятно, какая конспирация была в группе — даже ее сотрудники-чекисты не знали подлинной фамилии своего руководителя.
Теперь обращаемся к тому фрагменту «Выписки», что в данный момент конкретно интересует нас по ходу развития сюжета: