В нашей историографии почему-то (скажем так, а почему именно — уточнять не станем, хотя в общем-то понимаем) сложилась дурная традиция: уж если человек зачислен в «отрицательные личности», то значит, всё с ним и у него было плохо. Тот же Берия заслужил в хрущевские времена знак «минус», а потому, если о нем сейчас и говорят, то вспоминают только репрессии да полумифические сексуальные приключения, но вот про то, что всю Великую Отечественную войну он руководил органами безопасности, «переигравшими» гитлеровские спецслужбы, а затем весьма успешно курировал «атомный проект», говорить как-то даже и не принято. Между тем, если бы у нас было больше правды и объективности в исторических оценках — то больше было бы и уважения к своей истории, ибо она до сих пор пестрит белыми, в смысле — пустыми — страницами, которые нередко пытаются заполнить пресловутые «фальсификаторы истории» и разного рода мифотворцы.
Между тем к началу войны Берия привел в полную боевую готовность не только вверенные ему войска, но и все подразделения органов НКВД. Думается, его непосредственная заслуга есть и в том, что в мобилизационную готовность был также приведен и оперативно-чекистский аппарат Наркомата госбезопасности. Ведь, насколько мы помним, в ходе очередной (можем ехидно уточнить: традиционно непродуманной) реформы Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 февраля 1941 года Наркомат внутренних дел СССР был разделен на НКВД и НКГБ, к тому же 8 февраля из его состава был выведен 4-й (Особый) отдел ГУГБ — то есть военная контрразведка, разделенная между наркоматами обороны и военно-морского флота. Реформа эта очень чувствительно ударила по органам безопасности государства, особенно в то сложнейшее предвоенное время, и потому незамедлительно началась ее корректировка. Через месяц после начала войны, 20 июля, все тот же президиум очередным своим указом возвратил всё (в том числе и военную контрразведку) «на круги своя» — в состав единого НКВД СССР, руководимого Лаврентием Павловичем.
Нет сомнения, что Берия, как умный человек, опытнейший организатор и руководитель и к тому же тонкий интриган, еще в начале 1941-го понимал, что всё «в органах» — так традиционно называли эти структуры — вскоре неминуемо возвратится на круги своя, а потому и не выпускал из сферы своего внимания отпочковавшийся НКГБ. Тем более что этим наркоматом руководил давний его сотрудник и соратник Меркулов.
Также, без всякого сомнения, к сотрудникам Берии (конечно, совсем не таким близким к нему лично) можно отнести и Виктора Лягина — насколько мы помним, в июле 1939 года Лаврентий Павлович «благословлял» его в долгосрочную командировку в Соединенные Штаты Америки. Теперь же, по возвращении в Советский Союз, Лягину предстояло вновь попасть «под крыло» всемогущего наркома…
А пока еще был солнечный летний день 22 июня 1941 года.
Пограничники дрались и умирали возле своих застав, вступали в бой части прикрытия — войска, расположенные близ государственной границы, — немецкие самолеты бомбили Киев, Минск, Каунас и другие города, но Москва (за исключением считаных десятков людей) еще пребывала в счастливом неведении.
Как мы помним, Виктор Лягин, возвратившись из командировки, поселился у Косухиных — у своей сестры Софьи и ее мужа Глеба, авиатора-полярника. Родственники жили в кооперативном, весьма помпезном, но довольно мрачном «Доме полярника», недавно построенном на Садово-Кудринской улице. (Дом этот в стиле, именуемом ныне «сталинский ампир», сохранился и числится сразу под тремя номерами: 8, 10 и 12.) Хотя где в это время были Зинаида
«О войне он узнал в метро на станции Сокольники, — рассказывает Софья Александровна. — Квартира его в том районе ремонтировалась, и он временно жил у нас. В тот день, 22 июня, он взял маляров и поехал к себе. И в метро услышал: “Фашисты напали на нашу Родину!” Ну, маляры в одну сторону, а он в другую. А через три дня сказал “до свидания”, взял чемоданчик, дала я ему кожаное пальто Глеба и проводила на вокзал»{133}.
Как часто бывает, за давностью лет некоторые события сместились в памяти рассказчицы. Про неудавшуюся поездку Лягина в Сокольники — это, очевидно, так; про кожаное пальто — тоже, думается, правда (женщины такие моменты обычно не забывают), но вот на юг Виктор уехал не на пятый день после начала войны, а несколько позже…
Судьба Виктора Александровича Лягина была определена приказом НКВД СССР № 00882 от 5 июля 1941 года:
«1. Для выполнения специальных заданий создать Особую группу НКВД СССР.
2. Особую группу подчинить непосредственно народному комиссару.
3. Начальником Особой группы назначить майора государственной безопасности тов. Судоплатова П. А.
Заместителем начальника Особой группы назначить майора государственной безопасности тов. Эйтингона Н. И.