Виктор Лягин. Подвиг разведчика

В состав резидентуры входили также две «содержательницы консквартир» — то есть конспиративных квартир — Елена Васильевна Полохова, ранее работавшая в Николаевском областном УНКВД (она также и «содержательница продбазы» — имеется в виду законспирированный склад с продовольствием), и Зинаида Кузьминична Дзюрилова, 1913 года рождения, учительница одной из городских школ. Был еще и радист — Борис Иванович Молчанов, 20 лет.

Эти сведения получены из официального документа — «Докладной записки о результатах проверки работы резидентуры “КЭН”а и розыска ее участников», — копия которого была передана нам из Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. К этому документу мы не раз еще обратимся, но сейчас уточним, что, во-первых, документ не имеем датировки — подпись исполнителя и дата подготовки текста просто отрезаны по неведомым нам соображениям; во-вторых, «КЭН» (или же «Кент») — это также оперативный псевдоним Лягина. Ну и в-третьих, это подтверждает ранее сказанное: в этом официальном документе Виктор Александрович именуется подполковником госбезопасности — то есть новым, установленным в 1943 году званием, соответствовавшим прежнему капитану госбезопасности…

Говоря о составе нелегальной резидентуры, следует добавить — это уже информация из других источников, — что перед самым приходом гитлеровцев в город к группе Лягина были также прикомандированы сотрудники областного управления НКВД Иван Егорович Соломин и Петр Андреевич Шаповал, что, понятно, значительно усилило резидентуру.

Но ранее, сразу же по прибытии спецгруппы в Николаев, произошел серьезный прокол «на местном уровне». Нет, очевидно, смысла уточнять, что с давнего времени за областными управлениями НКВД были зарезервированы вполне приличные номера в тамошних наиболее комфортабельных гостиницах — чтобы при необходимости не было проблем с поиском таковых. Когда же из Москвы в Николаев поступила команда на размещение прибывающих сотрудников, то явно, что запредельно занятое руководство «управы» без объяснений и подробностей спустило ее исполнение на какого-то хозяйственника, который без всякой задней мысли поступил по шаблону: позвонил в гостиницу и попросил разместить «наших товарищей».

Кажется, одну ночь «маршрутники» в своих комфортабельных номерах все-таки провели. Узнав об этом, Виктор пришел в ужас: группа изначально оказалась «засвечена». Можно, конечно, было даже предположить, что за гостиницей вела наблюдение вражеская агентура, но гораздо вернее, что вновь прибывшие «попали на язычок» местным кумушкам — дежурным, коридорным, горничным, которые вполне могли рассказать каким-то своим подругам и родственницам, что, мол, приехали тут такие молодые и симпатичные, поселились в тех самых номерах… Ну и всё — пиши пропало, можно собирать чемоданы и отправляться восвояси! Где гарантия, что эта информация впоследствии не дойдет до гестапо, которое организует поиск тех самых «молодых и симпатичных» в оккупированном городе?

Однако задание надо было выполнять, а потому Виктор приказал своим товарищам немедленно покинуть гостиницу, рассредоточиться, расселившись по «частному сектору», легализоваться — и не высовываться в течение как минимум пары месяцев после прихода оккупантов. Никакой активной деятельности!

Затеряться в городе, в котором перед войной жило порядка 190 тысяч человек, для подготовленных чекистов не составило особого труда. Со своими товарищами Виктор Лягин встречался только в индивидуальном порядке, с каждым по отдельности, назначая встречи через своего связного Григория Гавриленко.

Свою же легализацию Виктор осуществлял в соответствии с «легендой», тщательно продуманной и всесторонне разработанной заранее.

* * *

Чтобы не смутить читателя, предупреждаем заранее: допрос, фрагмент из протокола которого мы приводим ниже, проводился нашими, как это называется, «компетентными органами» в послевоенное время. Неудивительно: нужно было выяснить все обстоятельства гибели оперативной группы и отыскать предателя. А потому и беседовали со всеми, кто выжил, кто уцелел.

Материалы эти в настоящее время хранятся в Центральном архиве ФСБ России.

«Выписка из протокола допроса ДУКАРТ Магдалины Ивановны, 1920 г. р….

…[68]Дочь врача. Мой отец ДУКАРТ Иван Яковлевич, 1883 г.р., немец, врач-невропатолог водолечебницы г. Николаева, умер в 1933 году. Моя мать — ДУКАРТ Эмилия Иосифовна, 1888 г.р., немка, после смерти отца работала сестрой-хозяйкой туберкулезного санатория в гор. Николаеве. <…>

…Мои родители по своему родословному исчислению относятся к немцам-колонистам так называемого екатерининского времени, проживали на территории России с момента своего рождения. Отец мой окончил гимназию в г. Николаеве, в 1904—05 г. выехал в Германию для получения университетского образования. Он окончил университет в Мюнхене и проживал там вместе с матерью до 1914 года. В 1914 году они прибыли в Россию и с того времени проживали в Одессе и в Николаеве. За это время находились и в ссылке в Сибири».