Так пускают по другому руслу реку, чтобы предотвратить наводнения.
За Шкловским потом записывали. И записывали так:
«Много говорил о Бриках.
— Лиля меня не любила. У неё в комнате висело масло: Лиля обнажённая, в натуралистической манере. Однажды она сделала мне предложение в прямой форме. Я не согласился: Эльза была лучше. Эльза, когда я с ней был в первый раз, удивилась: „Я не думала, что ты такой специалист“. Длинного романа не было. Были встречи. Когда встретились после „Zoo“, она сказала: „Теперь это получается у тебя хуже“»{122}
.Ну да, это жизнь.
При этом книга об этой любви была написана спешно и безо всяких надежд на славу.
Лидия Гинзбург как-то заметила о сестре этой женщины, Лиле: «Она значительна не блеском ума или красоты (в общепринятом смысле), но истраченными на неё страстями, поэтическим даром, отчаянием»{123}
.Чудаков, записывая за Шкловским, потом рассказывает историю о том, как в 1970-е он отказывался работать с трёхтомником Шкловского и писать статью для него.
Трёхтомник был странный, что называется, асимметричный, из него было выпущено много интересного.
Чудаков отбивался, но он любил Шкловского. Отбиваться было непросто.
Тогда он стал сворачивать на литературу, на те общие вопросы, о которых так любил говорить Шкловский.
«— Вы хотите сказать, что не пробовали сводить в одно нечто разнородное и получилась новая форма?
И выиграл.
Шкловский сказал:
— Не пробовал. Я этого не умею. „Zoo“ должна была быть халтура. Нужны были деньги. Написал за неделю. Раскладывал куски по комнате. Получилась не халтура. На Западе её перевели. И удивились — вещь написана 50 лет назад, но она современна».
К этой цитате надо ещё вернуться, а пока подытожить: книга пишется в тот час, когда чувства спутаны, и пишется как халтура.
Книга о любви пишется ради денег.
Стихи растут, не ведая стыда, из разнообразного сора.
Этому может быть простая причина — человек не шлифует свои чувства, а кричит о том, что ему больно.
Это психотерапевтическое выговаривание.
Человек говорит о том, что наболело, и оттого, что говорить надо быстро, он говорит правду о себе.
Известно присловье о том, что блюз — «это когда хорошему человеку плохо». «ZOO, или Письма не о любви» — это берлинский блюз Шкловского.
Названия книг всегда врут — и это не исключение.
Но ещё эта книга о:
— друзьях-писателях;
— эмиграции;
— войне и революции;
— жизни и смерти.
А заканчивается она, как помним, просьбой к Правительству РСФСР принять автора обратно. «Я поднимаю руку и сдаюсь».
Речь к женщине сменилась речью по-русски к той власти, которая говорит со своими подданными на арамейском.
Популярность этой книги феноменальна, но есть ещё одно обстоятельство.
Откровенных книг много.
Есть много книг, написанных людьми в тоске, равно как написанных людьми, что оказались не на своём месте.
Но Шкловский написал не просто связку стилизованных писем.
Он написал ритмизированную прозу, практически — стихотворение.
В общем, это настоящий блюз.
Глава четырнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Для Шкловского литература — скачка с препятствиями, где вся цель в том, чтобы друг друга обгонять. Его интересует только самый процесс скачки. У него достаточно чутья, чтобы не принять ложную новизну за откровения, но всё же слишком мало его, чтобы понять, что «достоинство» и «формальная революционность» — понятия не однородные.
Шкловский — не глупый человек и мимоходом «роняет» в своих статьях много мыслей. Когда начинаешь писать о нём, не знаешь, где остановиться, потому что не только почти все мысли его фальшивы в основе своей, но и сам он тип писателя, чрезвычайно характерный для наших дней. Он выражает чувства большинства нашей слабовольной и легкомысленной литературной молодёжи.
В уже упоминавшейся книге Урбана как колода карт тасуются русские литераторы, живущие в Берлине в конце 1923 года. И всем выпадает дальняя дорога.
Алексей Толстой тасует свои долги как карты — иногда кажется, что он бежит от долгов в Россию так, как раньше бежали от долгов за границу или на Кавказ.
Мрачный Ходасевич и Берберова едут через Италию в Париж.