Виктор Шкловский

Но между двухголовым писателем Ильфопетровым и Шкловским есть ещё более странные сближения.

У белорусского филолога Федуты есть статья под названием «Остап Ибрагимович Шкловский»^{178}.

Это хорошая статья — прежде всего тем, что в ней говорится о совпадениях и общих чертах, но не говорится о том, что Виктор Борисович Шкловский был прототипом Остапа Ибрагимовича Бендера.

Но между тем сами эти общие черты очень примечательны: В «Золотом телёнке» Остап, самозванцем проникнув в поезд писателей и журналистов, тут же решает заработать на «формальном методе». Он говорит журналисту Ухудшанскому: «Вы, я замечаю, всё время терзаетесь муками творчества.

Писать, конечно, очень трудно. Я, как старый передовик и ваш собрат по перу, могу это засвидетельствовать. Но я изобрёл такую штуку, которая избавляет от необходимости ждать, покуда вас окатит потный вал вдохновения».

И тут же предлагает ему, по сходной цене, набор-конструктор для написания репортажей со строительства железной дороги. Этот набор, или «Торжественный комплект», довольно хорошо известен, но куда менее известны слова самого Шкловского, которые приводит Федута. Шкловский и Бендер пытаются заработать на кинематографе, и сценарий «Шея», может быть, мало уступал какой-нибудь сценарной заявке Шкловского. «Вот вам совет, — писал Шкловский, — который мы, профессиональные писатели, часто даём друг другу: начинайте с середины, с того самого места, которое у вас выходит, в котором вы знаете что написать. Когда напишете середину, то найдётся и начало и конец или самая середина окажется началом. Кроме этого, нужно иметь дома заготовки — готовые написанные куски статей, записи фактов, удачных выражений, фактические сведения, — которые всегда найдут себе место в статье и никогда не пропадут даром»^{179}.

Но самым поразительным является совпадение (если, конечно, это совпадение) в «Двенадцати стульях». Возвращению Ипполита Матвеевича Воробьянинова в родной город предшествует феерическая сцена его попытки изменить внешность — перекрасить волосы: «Нагнув голову, словно желая забодать зеркальце, несчастный увидел, что радикальный чёрный цвет ещё господствовал в центре каре, но по краям был обсажен тою же травянистой каймой. <…> Остап… <…> внимательно посмотрел на Ипполита Матвеевича и радостно засмеялся. Отвернувшись от директора-учредителя концессии, главный руководитель работ и технический директор содрогался, хватался за спинку кровати, кричал: „Не могу!“ — и снова бушевал».

Если не считать разницы в цветовой гамме, то конспект этой сцены есть и в биографическом «Сентиментальном путешествии» Шкловского: «Попал к одному товарищу (который политикой не занимался), красился у него, вышел лиловым. Очень смеялись. Пришлось бриться. Ночевать у него было нельзя»^{180}.

Впрочем, про это рассказано выше.

В рассуждениях Федуты ещё много интересного, но вопрос в самой идее.

Она верна, но главное — в точном желании изобразить Шкловского. Тысячи людей в тяжёлый год пытались поменять внешность, и у сотен это выходило криво: топорщились разноцветные усы и бороды. Это был цвет перепуганного времени. Василий Витальевич Шульгин, уж на что был умный человек, а пробираясь с фальшивым паспортом в СССР в 1925 году, — через семь лет после цветовых экспериментов Шкловского и за два года до использования Кисой Воробьяниновым знаменитой и радикальной краски для волос «Титаник», тоже покрасился неудачно, о чём и сообщил по возвращении в Париж.

Шкловский не прототип Остапа Бендера. Просто Шкловский — яркая фигура, особый тип авантюриста. Он авантюрист, и Остап — авантюрист. Остап чрезвычайно одарён, точно чувствует психологию собеседника, и Шкловский очень хорошо чувствует стиль времени и тоже одарён чрезвычайно. Они не идеальны в своём артистизме: Шкловский часто терпит поражения, зайдя на территорию «строгой науки», Остап жонглирует часто ему самому непонятными словами и иногда не угадывает своего окружения.

Но захотят люди описать авантюриста — так выходит у них Шкловский. Захотят припомнить обаятельного трикстера — выходит Бендер.

Нормальное дело.

Шкловский — образец авантюриста и в жизни, и в литературе, потому что он человек своего времени.

Бендер — литературный герой своего времени.

Обоих это время ломает и треплет, как лён на стлище. Из вольных трикстеров — в управдомы. Из филологических скандалистов — в заслуженные литературоведы.

Глава двадцать третья ВЕЛИКИЙ МЕЛИОРАТОР

Путь воды в стране больше говорит о её богатстве, чем пути её войска.

Мухаммад Ташруф

В записной книжке Андрея Платонова был телефонный номер В 1-37-42.

Это номер Шкловского.

Тогда телефонные номера обозначались смешанным буквенно-цифровым способом, а уже потом «В» превратилось в «9», да и сам номер удлинился.

Но встретились они давно.