Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей

Утвержденный план операции под кодовым названием «Petlice» («Петля») ставил целью в том числе и окружение Праги воинскими частями 18-й гвардейской мотострелковой дивизии во время наиболее драматичных дней чемпионата — на его открытии и закрытии, а также во время игр сборных СССР и Чехословакии. Потому что именно в эти дни могли произойти акты массовых выступлений, с которыми вряд ли бы справились силы местного правопорядка или армии в силу своей внутренней солидарности с демонстрантами. Эта операция была согласована лично с лидером КПЧ Густавом Гусаком, с которым Сухоруков виделся вчера днем в президентском дворце в Праге.

Главнокомандующий приехал туда на правительственной «Чайке», остановившейся у подъезда Пражского Града. В роли встречающего выступил генерал-лейтенант — начальник военной канцелярии. Он сопроводил Сухорукова до кабинета Гусака, в котором тот до этого уже бывал. Кабинет был небольшой, его стены украшали старинные гобелены, а стол хозяина стоял в глубине у стены. Поскольку Гусак хорошо изъяснялся по-русски, никаких сложностей при общении с ним не возникало. Выслушав сообщение военного о том, что в ночь на 26 апреля к Праге будут стянуты советские воинские подразделения, президент попросил лишь об одном — чтобы это было сделано как можно аккуратнее. Именно об этом его просили товарищи по Президиуму ЦК КПЧ, когда несколько дней назад они обсуждали этот вопрос на закрытом заседании. Гусак не стал вдаваться в подробности этого заседания, но Сухоруков и без этого знал, что эту операцию одобряет в лучшем случае половина членов чехословацкого руководства. Другая половина настроена категорически против, особенно это касается «чешского крыла» Президиума, которое возглавлял Любомир Штроугал. Это «крыло» считало, что появление большого количества советских солдат вокруг Праги не может укрыться от глаз рядовых пражан, что только усилит недовольство в обществе. Однако министр обороны Чехословакии Мартин Дзур был членом «словацкого крыла» того же Президиума, поэтому сумел настоять на проведении операции.

В ночь на 26 апреля десятки военных грузовиков из города Млада Болеслав, где была дислоцирована 18-я мотострелковая дивизия, двинулись в сторону Праги. До открытия чемпионата мира оставалось несколько часов.

26 апреля 1978 года, среда, Прага, чемпионат мира по хоккею, открытие и матч СССР — США

Егор Красовский сидел на трибуне Sportovni hala (Дворец спорта), расположенном в парке имени Юлиуса Фучика, и с интересом наблюдал за церемонией открытия чемпионата мира по хоккею. Оно началось полчаса назад с появления на льду 12 знаменосцев в форме клубов — участников чемпионата Чехословакии. Затем под звуки национальных мелодий на ледовой площадке появились знаменосцы с государственными флагами стран — участниц чемпионата и 24 фигуристки.

Глядя на лед, Красовский периодически бросал взгляд и на правительственную ложу, где в эти минуты находились члены Президиума ЦК КПЧ. Среди них Красовский хорошо знал в лицо только одного человека — лидера ЦК КПЧ и президента страны Густава Гусака. Остальные были ему неизвестны, однако, сидевший рядом с ним Марек Скленарж быстро просветил приятеля на этот счет:

— Справа от Гусака наш председатель правительства Любомир Штроугал. Рядом с ним сидит Богуслав Хнеупек, министр иностранных дел, следом — Антонин Варуш, который заведует отделом международной политики в нашем ЦК. Слева от Гусака сидит Василь Биляк — наш главный идеолог, потом Кемпный, Ленарт, Ловетинский, Гула. Короче, почти весь Президиум собрался на открытие чемпионата.

— А каков возраст у ваших небожителей? — поинтересовался Красовский.

— Гусаку 65 лет, Биляку идет 61-й, Ленарту 54, а Штроугалу 53 года. А почему ты спрашиваешь?

— Сравниваю с нашими — у нас большинству уже за 70 лет.

После того как знаменосцы выстроились на льду, слово взял председатель Оргкомитета чемпионата З. Андршт, который приветствовал хоккеистов и зрителей. Слушая его речь, Красовский в один из моментов повернулся к Скленаржу и заметил:

— А ведь ваш председатель лукавит.

— Что ты имеешь в виду? — удивился чех.

— Я имею в виду его слова об атмосфере дружбы, которая должна сопутствовать этому турниру. Несколько часов назад я наблюдал совсем иное — весь стадион дружно поддерживал сборную США в игре против советской сборной. Уверен, что почти вся Чехословакия за пределами этого прекрасного Дворца спорта тоже болела против нас. Причем это вовсе не спортивная злость, а нечто совсем иное.

— Разве это открытие для тебя? — продолжал удивляться Скленарж. — Так всегда было после августа 68-го. Так сказать, синдром обиженной нации.

— Да нет, я все прекрасно понимаю — поделом нам за то, что мы пытаемся навязать свою волю другим народам.

— Иногда мне кажется, что ты не русский, а чех, — не скрывая своего восхищения заметил Скленарж и даже обнял приятеля за плечи. — Нет в тебе имперского снобизма. Ты демократ по своему духу, просто волею судьбы вынужден жить при диктатуре. Наверное, поэтому ты мне и приглянулся.