Ковалевский хотел было последовать за ним, как это сделали двое милиционеров, но внезапно услышал чьи-то настойчивые крики. Он повернулся на шум и увидел все того же парня, который за минуту до этого размахивал курткой террориста. Он пробирался вдоль своего ряда и держал в руках не только куртку, но и полиэтиленовый пакет Прохазки. Ковалевский сразу понял, кому именно принадлежат эти вещи и что находится в пакете. Видимо, обнаружив их рядом с собой, этот парень (а это был Антон) теперь гнался за своим соседом, чтобы вернуть ему забытое. Ему и в голову не могло прийти, какова на самом деле зловещая составляющая у этих вещей и особенно — у полиэтиленового пакета. Но об этом знал Ковалевский.
Выхватив пакет из рук молодого человека, он бросился в коридор, рассчитывая успеть унести бомбу подальше от людей. Краем уха он слышал, как с правой стороны коридора раздаются чьи-то громкие голоса, которые он сразу связал с террористом. И не ошибся — это полковник Гавлик и его люди, загнав Прохазку в угол коридора, пытались уговорить его не совершать массового убийства. Понимая, что показываться им на глаза ему не стоит, Ковалевский бросился к левой лестнице, где был еще один выход из дворца. При этом в одной руке он держал полиэтиленовый пакет с бомбой, а в другой раскрытое удостоверение работника советской дипмиссии. Это помогло ему беспрепятственно проскочить на выходе кордон из сотрудников милиции и КНБ и выскочить на улицу.
Между тем события на льду разворачивались не менее драматичные. Когда до финальной сирены оставалась одна минута и двадцать секунд, чехословацкие тренеры взяли короткий тайм-аут. Им надо было подстегнуть своих подопечных на последний штурм, раздать им последние напутствия. Впрочем, что-либо объяснять игрокам сборной ЧССР было не нужно — они сами все прекрасно понимали. Сил они уже отдали игре много, но ради последней минуты собрать их остаток хозяева площадки были еще в состоянии. Трибуны, которые не умолкали ни на секунду в последние десять минут, превратились в настоящий клокочущий Везувий. Это было самое решающее мгновение в ходе этого матча. Как говорится, пан или пропал.
Чехи выпустили на лед комбинированное звено с лучшими нападающими — Глинкой и Мартинецом. Остальные его партнеры встали у бортика на скамейке запасных и замерли на своих местах, следя за игрой стоя. На трибунах сразу нескольким болельщикам стало плохо. К ним бросились врачи, с помощью ватки с нашатырем привели их в чувство. Затем вывели под руки с арены. Один из уводимых внезапно вырвался из рук врачей и вернулся под своды Дворца, чтобы собственными глазами увидеть то, чем же закончится этот поистине шекспировский поединок.
Хозяевам поля надо было перевести шайбу в зону соперника и прижать ее к борту. Тогда можно было бы заменить вратаря шестым полевым игроком. Но это понимали и советские хоккеисты, которые не собирались в эти секунды сбавлять темп и позволить сопернику получить численное преимущество. У сборной СССР на льду играло третье звено — из братьев Голиковых, Лебедева и Васильева с Первухиным. В один из моментов Холечек отбил дальний бросок, но затем неловко распорядился шайбой и она едва не попала на клюшку подлетевшего на «пятачок» Александра Голикова. Только чудо спасло чехов от неминуемого гола, который мог поставить окончательную точку в этом поединке. Но шайба пролетела выше ворот.
— Подумай о том, что, взорвав эту бомбу, ты убьешь не только советских болельщиков — погибнут десятки твоих соотечественников, — пытался воззвать к совести Прохазки полковник Гавлик.
Вместе с подбежавшими к месту происшествия своими коллегами и милиционерами, он стоял в десяти шагах от террориста и смотрел ему в глаза. А загнанный в угол Прохазка слушал не столько полковника, сколько те звуки, которые доносились с ледовой арены. Если бы она содрогнулась от мощного шума ликования, это означало, что сборной Чехословакии удалось-таки забить решающую шайбу и надобность во взрыве отпала. Но этих криков слышно не было, поэтому Прохазка продолжал держать палец на тумблере и ждал, когда прозвучит финальная сирена. Она означала бы смерть для десятков ни в чем не повинных людей, большую часть которых составляли советские болельщики.
Тем временем Ковалевский остановил на улице поливочную машину, которая выехала из-за угла Дворца спорта. Вскочив на ее подножку, он открыл дверцу и крикнул водителю:
— Быстро вылезай из машины, я — советский дипломат!
Видимо, лицо Ковалевского выражало такую гамму чувств, что водитель, средних лет мужчина, немедленно повиновался этому приказу. Заняв его место, Ковалевский завел мотор и рванул на машине подальше от Дворца спорта. Он выехал на улицу Велетржни и направил машину к набережной Влтавы. Он гнал на предельной скорости, поэтому достаточно быстро преодолел те несколько сот метров, которые отделяли его от реки.