Виктор Цой. Последний герой современного мифа

В сентябре впервые прихожу к Стене Цоя на Арбате. Кругом появляются буквально кровоточащие надписи на стенах «ЦОЙ ЖИВ!». В начале 91-го покупаю последний подарок от Вити, его привет с того света, винил «Черный альбом», в комплекте с желтым пакетом и постером. Плачу то ли 24, то ли 25 рублей. И это официальная цена, видимо, с рук альбом шел еще дороже. Несмотря на высокую цену, альбомы буквально сметают с полок музыкальных магазинов. И это в той стране, когда проезд на метро стоил еще «пятачок»… В июле 91-го года еду с мамой в Питер, посещаю БК, там еще не было основного памятника. Потом, на ноябрьские праздники этого же года, мы с подружкой опять попадаем на кладбище, видим великолепный памятник, поминаем Витю. Долго не можем уехать из Питера, осенние каникулы, билетов нет в продаже. А мы только рады этому обстоятельству, попеременно ночуя то на Московском, то на Финляндском вокзале. Это несмотря на то, что нас ожидают и работа, и учеба. Абсолютно неизгладимое впечатление в 91-м году на меня производит еще и двойной винил «Алисы» «Шабаш», посвященный не только Саше Башлачеву, но, видимо, и Вите Цою в какой-то степени. «…Визг тормозов, музыка крыш. Выбор смерти на свой риск и страх». В том же, 91-м году, опять же с проклятым опозданием, я узнаю о гибели Янки, на барахолке с рук покупаю ее пластинку «Не положено», слушаю ее совместно с СашБашем. В моей душе им отведена специальная ниша, которую никто и никогда уже не сможет занять. Вот почему-то двух этих любимых людей я начинала слушать уже посмертно. Грустно и больно как все это… В августе 91-го года, не успев толком оплакать Витину гибель, узнаю о трагической случайности с Майком Науменко. Ну что же за дела на этом свете творятся-то?! «До скорого, брат. Возможно, окончен бой, рок-н-ролл отзывает своих солдат домой…»[894]

Из воспоминаний поклонника «КИНО»:

Было это в 1990-м, 16 августа. Я уже почти два месяца служил в войсках Советской армии в учебке под Москвой. Жара в то лето стояла невыносимая. Гоняли нас по этой жаре в полях, как собак, выжигали на раскаленном солнцем плацу – в общем, занимались армейской подготовкой. После обеда, чуть отдохнув, рота нехотя выходила за казарму на построение. День не предвещал ничего радостного, и мы хмуро и молча толкались в строю, разбираясь в шеренгах, как вдруг до меня сзади из-за спины донеслась фраза: «Пацаны, слышали – Цой разбился!» Ребята за спиной возбужденно загудели, а я никак не мог сообразить, что такое я только что услышал. «Цой разбился…» Что-то совершенно нелепое, невозможное. И тут что-то стрельнуло в мозгу: «Цой разбился!» Ну не может такого быть! Я развернулся и полез в толпу к тому, кто это только что сказал:

– Ты откуда знаешь? – спрашиваю и чувствую, как начинает колотиться сердце.

– Тюлень из 7-й роты сказал.

– А он откуда узнал? – не отставал я. Мне почему-то казалось, что это какая-то тупая шутка или что-то вроде того.

– Хрен его знает, слышал где-то.